Федя — это легенда. Тяж, прошедший в спорте все от малого до великого, но и просто так Яровитову в руки не сыпало, что и понятно. Вся его жизнь сложный, многократный путь в постижении и достижении. Тяж с металлическим блеском во взгляде, такого голыми руками не возьмешь. Воплощение нокаутирующей мощи, скорость рук фантастическая. Весь его путь — победы. Только в Прайде пятнадцать, про остальное говорить нечего. Да если честно — это только верхушка айсберга. Он спортивный Бог, признанный величайшими авторитетами.

Федя выцепил меня и Вадоса на боевом самбо, с тех пор и тренирует. Знает о нашем стремлении, понимает и поддерживает. Дает с лихвой знаний и навыков, но и забирает столько, что иной раз в зале ночуем. Дерет три шкуры, просто наизнанку выворачивает. Все должно быть четко: приемы отработаны, удары поставлены, баланс, мгновенная реакция, анализ ситуации, умение правильно двигаться.

— Давай говорить.

Тренер плотно закрывает за собой дверь, идет ко мне по-прежнему не отводя взгляд. Опускается рядом, лавка продавливается под его мощью. Федор расставляет колени, ставит на них руки. Спустя мгновение поворачивается и жестко транслирует.

— Выносливость слабая. Двигайся экономнее, не прыгай, перемещайся приставными. Покрышки и утяжелители тебя ждут!

— Знаю, Федь, — опускаю голову.

Это моя ахиллесова пята. Нокауты, партер, тейкдауны — все выволакиваю, а выносливость страдает. Исправляюсь, тренируюсь, но иной раз проваливаюсь. Понимаю, что приду к победе, но редко, хотя и метко сопровождает чувство тревоги. Еще и рассечения периодические мешают, в серьезных боях этот факт может стать помехой. Но есть козырный плюс, я быстро учусь читать соперников, предугадывать действия и опережать на секунды.

— У нас тройка боев еще и готовимся на Билатор. Работаем! — выразительно смотрит на меня. — Работаем, чтобы не случилось, понял? Что бы с кем не произошло, понял? Ты лично мне этот пояс в зубах принесешь.

Голос его глух, но чрезвычайно тверд. Горят звуки жестким убеждением, звенят сталью и чугуниной придавливают. Он словно не мне, а себе говорит и обещает. Так случилось, что не смотря на разницу в возрасте, нас связывает не только борьба. Общаться мы и в жизни начали, точнее Федя больше с отцом диалоги ведет, но и меня со счетов не сбрасывает, и четко разделяет спорт и обычную жизнь. Меняется тон в зависимости от условий нахождения в той или иной среде. Благодаря таким мужикам, стал понимать, что такое быть бойцом и на ринге, и в жизненной позиции свое отстаивать тоже умею. Отца безмерно люблю, тренера бесконечно уважаю.

Много соли сожрано в этом пути, но и отдачи было немало. Благодаря накопленному опыту, кожей чувствую хорошо конспирируемое беспокойство Федора. Внешне спокоен, но внутри подтаскивает на колючие деталюхи раздолбанного конструктора.

— Я принесу, — также отвечаю. — Все нормально?

— Есть небольшие трудности, — не стал он вилять и ебать мозги. — Решу. Твоя задача — тренироваться! — неопровержимо припечатывает. — Даю отвальную и потом приступаем. Давай, Вань, — хлопает рукой по колену — будем готовиться.

— Будем.

Федор кивает и уходит.

В абсолютной тишине мои мысли взвинчиваются зарождающимся вихрем торнадо и начинают раскручиваться под потолком. Значит, Вадос все правильно понял. Мелкими иголками покалывает по коже опасение, что могут навредить Феде. Стремно! Чем выше взлетаешь, тем больше накала. Эта аксиома неизбежна и весьма волнительна в том плане, что до хрена игроков, толкающих свои интересы и что перевесит — неизвестно. Принимаю для себя мгновенное решение: при любом раскладе не сдамся и не лягу, чем бы не грозило. Пошли на хуй! Я жизнь свою трачу на достижение цели, поэтому сделаю все возможное, да и невозможное тоже.

При этих размышлениях раскатывается по телу еще одно продавленное чувство — злоба. Расправляет, сука, свои черные крылья. Раскрывает на максимум и обнимает меня со спины, нежно так прикладывает обгорелые перья, словно любовница, которой все мало и мало. Борюсь сам с собой, пригашиваю здоровую тушу из всех доступных организму средств. Дышу, дышу, дышу. Пытаюсь расслабиться и в зародыше купировать. С трудом справляюсь с точечным обсыпанием тягучей дрожи, которая липкой волной катает по телу, задевая попеременно то затылок, то ноги.

Все, что Федя не договорил, сейчас воплощается в голове в предполагаемую ситуацию, которая очень реальна в обозримом будущем. Вот это и накрывает меня раздражающей волной, которой именно сейчас нужно срочно найти выход. Натягиваю толстовку, поглубже капюшон и на выход. Даже не предполагаю дальнейших действий, но понимаю, что надо очистить голову, оставить ее пустой, а потом, переосмыслив все, идти на достижение результата. Внешне я как всегда очень спокоен, а вот внутри… Да лучше не знать никому, что у меня там.

Черная смола там кипит, идет лопающимися пузырями. Греется в слоях и, не выдержав кипучей температурной мощи, поднимается вверх, прорывается сквозь липкую толщу. Обретшая свободу лопается с оглушительным треском на воздухе, распространяя удушливый серный запах, который забивает мои ноздри, наполняет легкие, выжигая кислород. И глаза мои заливает дьявольским вороновым мерцанием. Непредсказуемый становлюсь, сам себя опасаюсь.

— Молот, а я к тебе, — стоит прямо за дверью очередная зая.

Вовремя!

Лучше сюда злобу спустить, чем сейчас дел натворить. Меня давно перестали удивлять такого рода дамы, потому что наплевать на них. Даже не пытался никогда понять зачем они ходят к нам после боев. Течные самки, готовы на все, только чтобы их неистово пользовали по назначению. И ведь не просто шлюхи какие-то, иные и от состоятельных мужей сбегают к нам на недолгий, но яростный секс. Может богатенькие папики не могут их так ебать, чтобы они визжали. Положить на такие мысли, стоит же ждет, изнемогает тварь.

— Заходи, — отступаю пару шагов назад.

Жадно смотрит и быстро забегает. Захлопывает дверь и стягивая с плеч тонкие бретельки, обнажает сиськи. Очень много силикона! Без конца облизывает приоткрытые блестящие губы, прерывистое дыхание опаляет их. Наблюдаю, засунув руки в карманы, даже не удосуживаюсь стянуть не то, что толстовку, капюшон на голове оставляю. Девка перебирает ходулями, приближается. Ее не хило так колошматит, скорее всего либо выпила, либо легкая наркота. Пока идет, не перестает натирать свои соски. Если бы не шлюшья натура, можно было бы и симпатичной назвать.

— На колени, — прибиваю ее рыком.

Закусив губу, она опускается, не сводя с меня взгляд. Наблюдаю молча, единственное что делаю, дергаю шнурки на штанах. Ткань слабеет и под тяжестью немного опускается вниз.

— Соси!

Зрачки шкуры расширяются, она сглатывает и опускает мои штаны вместе с трусами. Член с оттяжкой выскакивает, застывает прямо перед ее ртом. С нетерпеливым стоном раскрывает