Казалось бы, миллионы людей проживают жизнь, ни разу не встретившись с серийным убийцей – или, по крайней мере, не узнав, что встречались с ним. Возможно, именно это отличает меня от вас: я узнал, с какими чудовищами столкнулся на своем пути. Я знаю моих серийных убийц, а вы не знаете ваших. И, надеюсь, не узнаете никогда.

Часть первая. История монстров

1. Постмодернистская эпоха серийных убийств, 1970–2000 годы: Молчание «не таких мертвых»

Все животные убивают – исключений тут, кажется, нет. Но только человек убивает ради удовольствия.

Марк Твен

Каждое общество получает тот тип убийцы, которого достойно.

Роберт Ф. Кеннеди

Серийный убийца эпохи постмодернизма

Это был красивый, спортивный, обаятельный юноша. Неизменно вежливый, он пользовался популярностью у противоположного пола и старался заботиться о ближних. Он был образованным, утонченным, воспитанным; выпускник Университета с дипломом по психологии. У него было множество друзей разного возраста и немало женщин, с которыми он крутил романы. Многие считали его своим лучшим другом и конфидентом. Пожилая дама, с которой он приятельствовал, описывала его впоследствии как «обаятельного негодяя». Другая женщина, которая некогда его немного знала, бывший офицер полиции, позднее ставшая одной из ведущих американских писательниц в жанре тру-крайм, утверждала, что он был «образцом старомодной галантности». Он работал консультантом психологической телефонной службы поддержки для людей, собирающихся совершить суицид, и недавно поступил в юридический колледж в Сиэтле. Правительство штата наняло его на должность советника по контролю над преступностью, и он даже написал руководство по предотвращению изнасилований для женщин. Он был активным волонтером Республиканской партии, желанным гостем на званых ужинах и завидным женихом, а сильные мира сего прочили ему в будущем должность губернатора, а то и президента. Он оказался некрофилом, который за шестнадцать месяцев похитил, убил, изнасиловал и расчленил – именно в таком порядке – двадцать девушек старшего школьного возраста. В какой-то момент он держал четыре головы своих жертв у себя в квартире. Еще одну голову он сжег в доме своей девушки в камине3. Его звали Теодор – Тед – Банди.

Часто можно слышать, как Банди с горечью называют нашим первым «постмодернистским» серийным убийцей. Действительно, он совершал свои преступления в соответствующий период – впервые о нем стало известно в конце 1970-х. Тогда сам термин серийный убийца еще не употреблялся, и в человеческом сознании не было соответствующей концепции, несмотря на то что сам феномен находился на подъеме и над ним ломали головы эксперты и полиция.

Да, мы знали, что людей теперь убивают больше. Мы почувствовали это в тот пятничный ноябрьский вечер 1963 года, когда в Далласе застрелили Кеннеди. Те из нас, кто тогда был еще ребенком, помнят, как по телевизору перестали показывать мультфильмы – до следующей недели. В первые три дня там показывали лишь множество потрясенных, перепуганных людей. И раз за разом крутили видео с убийством в прямом эфире. Берт-Черепашка учил нас «пригнись и накройся»[1] – на случай падения бомбы. После убийства Кеннеди мир навеки стал страшным местом. Его смерть превратилась для нас в срединную точку между Перл-Харбором и 11 сентября – когда плохие вещи перестали случаться «где-то там» и начали происходить «прямо здесь».

Статистика может этого не подтверждать, но именно тогда мы почувствовали это плохое – в ноябре 1963 года. В это же время, на второй день после убийства, Бостонский душитель изнасиловал и убил свою двенадцатую жертву – двадцатитрехлетнюю учительницу воскресной школы. Двенадцать – это много даже по современным меркам; эксперты, изучающие серийные убийства, считают порогом для «экстремальных» случаев число восемь. (Интересно, как они пришли к такому выводу – почему не семь или девять?)

Дальше все покатилось под откос. Наступил период гипернасилия. Людей убивали повсюду: дома, в церквях, на рабочих местах, на улицах, за границей на войне, на рисовых полях, в кампусах университетов, на хлопковых фермах, в торговых центрах, на манифестациях. Это пугало. Страшные новости приходили отовсюду, но и на их фоне бросались в глаза особенно чудовищные эпизоды. В 1966 году в Чикаго обезумевший алкоголик убил восьмерых медсестер в амфетаминовой лихорадке со связыванием, удушением и нанесением ножевых ран. Три недели спустя студент колледжа в Техасе поднялся на часовую башню с мощной винтовкой и расстрелял сорок пять человек, шестнадцать из которых погибли. Дальше, с разницей в несколько месяцев, были убиты Мартин Лютер Кинг и Роберт Кеннеди, а в промежутке случились уличные волнения. Когда наши парни вернулись из Милая во Вьетнаме детоубийцами, а Шерон Тейт зарезала банда распоясавшихся хиппи, мы все думали, что хуже быть уже не может. Но впереди поджидали 1970-е.

Первое крупное преступление нового десятилетия получило огласку в мае 1971-го. Опять, даже по сегодняшним стандартам, число жертв было грандиозным; полиция выкопала двадцать шесть трупов мигрантов, работавших на фермах в Калифорнии, где выращивали персики. В убийствах обвинили Хуана Корону, их нанимателя, отца четверых детей. Мы не могли понять: как ему удалось убить столько людей и никто этого не заметил? То, что их убивали на протяжении долгого времени, просто не укладывалось в голове. Пресса не особо старалась разобраться в причинах: Корону изображали просто сумасшедшим, каким-то маньяком с подавленной гомосексуальностью. Опять же, его жертвы были всего лишь мигрантами, поденщиками с ферм, мексиканцами, по которым никто не собирался плакать.

Точно так же быстро стихла шумиха вокруг Дина Корлла, убившего два года спустя в Хьюстоне двадцать семь юношей – он ведь оказался «белой швалью», «педиком», к тому же был уже мертв, как и его беспутные жертвы: ни громкого процесса, ни репортажей – кому какое дело. Большой волне только предстояло прийти. Недавнее исследование, посвященное серийным убийствам в США в период с 1800 по 1995 год, показало, что 45 % известных серийных убийств произошло в последние двадцать лет, с 1975 по 1995 год4.

В 1976–1977 годах Дэвид Берковиц регулярно расстреливал женщин в Квинсе, Нью-Йорк, и рассылал письма с угрозами в духе Джека-потрошителя, подписываясь «Сын Сэма», в полицию и прессу. Теперь уже вся страна говорила о девушках, которых убивали по пути из дома в школу или на свидание. Нью-Йорк охватила паника. Когда Берковица арестовали, он оказался на удивление вежливым пухлым симпатягой. И снова производил впечатление сумасшедшего, а убийства объяснял тем, что ему приказывала черная собака – и мы сочли такое объяснение достаточным.

Серийный аспект этих преступлений от