И во что же этот дом без меня превратится… Наша милая Нель будет довольна, как ни крути… Ей все удалось. У нее есть прекрасная работница – испечь, спрясть, подмести пол: Мэг. Легко ей теперь насмехаться над моим дурачком сыном, у которого никого больше нет, кроме этой транжиры и неряхи. И то и дело она будет расхаживать по нашему дому и говорить:

“Представь себе, мы выручили тридцать фунтов за свиней… Отличная была ярмарка для тех, у кого есть скотина. Мы получили шестнадцать фунтов за двух телят… Хоть куры сейчас и не несутся, наша Мэг всегда знает, как выкрутиться. В воскресенье она отвезла восемь десятков яиц в Яркий город[12]. В этом году у нас четыре выводка цыплят. Куры несут вдвое больше яиц. Вчера еще один выводок проклюнулся. Когда Джек увидел, как я перекладываю цыплят, то сказал, что они будто овес – и цветом, и числом…”

Пусть у нее свербит и чешется, когда она будет ходить по нашему дому. Нель! Гадина! Она мне сестра, но пусть ни одного покойника не окажется на кладбище вперед нее.

– …Я сражался за Ирландскую Республику, а ты обрек меня на смерть, предатель. Ты дрался на стороне Англии: сражаться за Фристейт[13] – то же самое… Ружье у тебя в руке было английское, деньги в кармане – английские, и в сердце твоем – дух Англии. Продал ты свою душу и наследие предков за “сходные условия”, ради службы…

– Лжешь! Ты сам был преступник, пошел против законного правительства…

– …Клянусь дубом этого гроба, Муред, я дала ей фунт, Катрине…

– …Я выпил дважды по двадцать пинт да еще две…

– …Я это хорошо помню, Проглот, в тот день я как раз вывихнул лодыжку…

– …Ты вонзил мне нож между желудком и нижними ребрами. Он мне печень проткнул с краю. Потом ты довернул его… Такой подлый удар всегда отличал Одноухих…

– …Дайте мне сказать, дайте…

– …Готова ли ты теперь к часу чтения, Нора Шонинь? Сегодня мы возьмемся за новый рассказ. В прошлый раз мы закончили “Двое мужчин и облако пудры”, верно? Эта же история называется “Пламенный поцелуй”. Так слушай, Нора Шонинь: “Нуала была невинной юной девушкой, пока не встретила Шерласа Ап Риса в ночном клубе…” Знаю-знаю. Не найти здесь ни уединения, ни возможности побеседовать о культуре… Как ты и сказала, Нора, обсуждают здесь прежде всего вещи мелкие и недостойные: карты, лошади, выпивка, насилие… Он терзает наш разум этой своей кобылкой каждый божий день… Ты права, Нора, без сомнения… Здесь нет никаких условий для того, кто жаждет развивать свой интеллект… И то, что ты сказала, – чистая правда, Нора… Это место столь же некультурное, столь же дремучее и варварское, как бесплодные земли[14] Участков За Полгинеи… Мы погрязли в Темных веках с тех самых пор, как санкюлоты, что наскребли денег на dole[15], стали хоронить на Участках за Пятнадцать Шиллингов… Вот как я поделил бы это кладбище, Нора, если бы мне разрешили поступить по-своему: люди университетского сословия – на Участках за Фунт, а люди… Разве не так, Нора? Форменный стыд и позор, что кое-кто из моих учеников лежит здесь со мной рядом… Меня повергает в уныние, до какой степени они невежественны, когда я размышляю о том, сколько усилий я на них потратил. И временами они весьма неуважительны со мной. Я вообще не понимаю, что происходит с молодым поколением… Ты права, Нора… Никаких возможностей для культурного роста, определенно…

“Нуала была невинной юной девушкой, пока не встретила Шерласа Ап Риса в ночном клубе…” Ночной клуб, Нора?.. А, ты никогда не была в ночном клубе? Что ж, ночной клуб не похож на это место… Да нет же, Нора, ночные клубы – это не то же самое, что места, которые посещают люди морского сословия. Те называются dives[16]. Но люди культурные ходят в ночные клубы… Тебе хотелось бы нанести визит в подобное место, Нора?.. Было б вовсе недурно, это придало бы твоему образованию финальный штрих – немного лоска, cachet[17] … Я сам был в одном ночном клубе в Лондоне – когда учителям повысили жалованье, перед тем как его в два раза понизить. Я видел там африканского царевича. Он был черный, как черника, и пил шампанское… Тебе бы очень хотелось пойти в ночной клуб, Нора? Экая ты распущенная … Naughty girl[18], Нора, naughty…

– Бесстыжая баба! Дочь Шона Малиновки с Паршивого Поля! Куда она там, сказала, хочет пойти, Учитель?.. Ремесла-то своего не растеряла, да! Вы бы лучше не обращали на нее никакого внимания, дорогой Учитель, вот что я скажу. Знай вы ее столько, сколько я, держали бы при ней рот на замке. Я шестнадцать лет варюсь с ее дочкой и с ней. Не пристало вам, Учитель, тратить время на Нору Грязные Ноги. Она ни единого дня не была в школе, Учитель, и больше понимает во вшах, чем в азбуке…

– Это кто? Кто ты?.. Катрина Падинь. Поверю ли, что ты здесь, Катрина. Что ж… Как бы ни был долог путь сюда, в конце концов – пристанище для всех нас… Добро пожаловать, Катрина, добро пожаловать… Но, опасаюсь, Катрина, что ты… Как бы это сказать?.. Немного чересчур строга к Норе Грязные Ноги… То есть к Норе Шонинь… Ее разум значительно окреп с тех пор, как ты… Что за выражение ты использовала, Катрина?.. Да… Варилась с ней… Нам здесь нелегко отмерять время, но, если я тебя правильно понял, она тут уже три года – под благотворным влиянием культуры… Но послушай вот что, Катрина… Ты помнишь письмо, которое я написал тебе для твоей сестры Баб в Америке… Это было последнее из написанных мной. На следующий день меня сразил смертельный недуг… Ее завещание все еще обсуждается?