Не беспокоится о своей безопасности господин Васильев. Уверен, что о его темных делах никто не знает. Вот так излишняя самоуверенность приводит к гибели. Да ладно бы только того недоумка, который ее проявляет. Нет, он обрекает на смерть и близких. Ну и черт с ними.

Городовому здесь тоже делать нечего. Волков заметил всего одного полицейского, да и то далеко в стороне, у церкви.

Осмотревшись, Волков вернулся на улицу и прошел дальше.

На перекрестке он постоял две минуты, вернулся к пролетке и приказал извозчику:

– Домой, Гриша!

– Больше никуда не поедем?

– Поедем, но ночью, по двум адресам. Один из них тебе уже известен.

– Сюда, что ли?

– Сюда. А сейчас езжай прямо.

– Слушаюсь.

На перекрестке Волков указал на винную лавку:

– Запомни это место. Ночью скажу, что делать, понял?

– А чего понимать-то? Что скажешь, то и сделаю.

– Молодец. Теперь на хату.

У дома Якубовского Федор вышел из пролетки и предупредил извозчика:

– Смотри, Гриша, в одиннадцать часов быть как штык. И что бы я ни делал, вопросов не задавать.

– Оно мне нужно? – безразлично ответил Григорий.

– Верно мыслишь. Оно тебе совершенно не нужно. До вечера.

– В одиннадцать буду здесь.

– Не здесь, у булочной!

– Ладно, у булочной.

– Свободен.

Отправив извозчика, Волков прошел на квартиру Якубовского, которая стала его временным пристанищем.

Днем Якубовский заметно волновался. Ему не сиделось на месте. Он бродил по комнате, от кровати до окна, садился на стул, тут же вставал и уходил на кухню.

– Леонид! – окликнул его Волков, развалившийся на своей кровати. – Ты чего мечешься по хате?

Якубовский подошел к нему:

– А ты спокоен, Федор?

– Не вижу повода для беспокойства.

– Тебе ночью идти в чужой дом.

– Ну и что? Не впервой.

– И ты говоришь об этом так, словно тебе не людей убивать, а курицам головы отрывать.

Волков усмехнулся:

– Не вижу особой разницы.

– Да, – проговорил Якубовский. – Наверное, такие люди, как ты, и делают революцию. У меня рука не поднимется убить человека.

– А как же фабрикант Сазонов? Его приговорило к смерти руководство организации «Свобода и труд», в том числе и ты.

– Одно дело – приговорить, другое – исполнить.

– Ты посчитай, сколько у нас палачей в тюрьмах. Они состоят в штатах, получают зарплату. Чем от них отличаюсь я? Приговор выносит организация, считай, тот же суд. Палачом выступаю я. Какая разница между мной и казенным палачом?

– Все верно, Федор, но мне как-то не по себе.

– А кто говорил, что революция требует жертв? Ты. Кто свел меня с Куриловым, зная наверняка, что мне предстоит делать? Ты свел. Разве ты откажешься от своих денег, если акция пройдет успешно? Не откажешься. Такие блаженные, как ты, могут последнее в приют какой-нибудь отдать, но не я. Я за свои кровные любого удавлю.

Якубовский внимательно посмотрел на Волкова:

– Тебе не страшно, Федор?

– Нет! – кратко, не раздумывая, ответил тот.

Ему действительно была безразлична судьба купца и его семьи. Волкова волновало только одно обстоятельство: удастся ли все провернуть тихо, не попасть в руки жандармов? На каторгу или на плаху Федор идти не хотел.

– У тебя стальные нервы!

– Нервничаешь – водки выпей, она успокоит. Кстати, ты обещал самогона прикупить.

– Господи, нашел о чем сейчас думать.

– Нашел. Дело-то обмыть надо, чтобы и потом везение не отвернулось. Судя по тому, что товарищ Курилов отвечает за финансовое обеспечение деятельности местного отделения партии, купцом моя работа не ограничится. Когда еще центральный комитет наладит финансирование, да и случится ли это вообще? Наверху увидят, что местные кадры сами могут добывать деньги, и резонно решат, что незачем кормить тех, кто в состоянии сам себя обеспечить.

– Ты думаешь, будет так?

Волков вздохнул:

– Думать, Леня, это дело Курилова, мое – работать.

– А ты действительно собрался в Москву, на могилу Адины?

– Конечно. Что мне еще там делать?

– В Москве у тебя остались квартира и сувенирная лавка.

– Ага! Десять с лишним лет они ждали меня. Чинуши из городской власти сразу после суда, скорее всего, прибрали к рукам мое добро.

– Но ведь конфискации не было.

– Тем, кто захотел, как вы выражаетесь, экспроприировать чужую собственность, решения суда не надо. Они свое вынесут. Я еду к Адине. Есть, конечно, в Москве и другие дела, но это личное, Леня, так что не расспрашивай попусту. И вообще, мне надо выспаться.

– Как ты можешь спать перед тем…

Волков оборвал Якубовского:

– Могу! И не маячь, пожалуйста, перед глазами.

– Пойду прогуляюсь.

– Это самое верное решение. Сходи в парк, посиди на лавке перед прудом, покорми лебедей.

– Да, мне надо прогуляться.

– Счастливо. Закрой хату своим ключом.

Якубовский ушел. Волков выждал какое-то время, вышел в подъезд, осмотрелся и поднялся на чердак. Тот был полон всякого хлама. Но это-то и было нужно Волкову.

Он аккуратно оторвал доску от стены, удовлетворенно хмыкнул и подумал: «Угу. Пойдет! Тут ни одна сука не найдет. Вот только надо будет действовать быстро и что-нибудь надеть поверх костюма. Какую-нибудь накидку. Где ее взять? Купить? Деньги есть, да вот только из дома не выйдешь. Неизвестно, где обретается Якубовский. Может, стоит возле подъезда? Из окна не заметишь».

Случайный взгляд Волкова упал на деревянный ящик, рядом с которым валялась старая куртка. Он поднял ее. То, что надо для грязной работы. Еще бы штаны, но их можно и от старого костюма взять.

Приняв решение, Волков вернулся на квартиру, свернул свой старый костюм и отнес его на чердак.

Вскоре он спал спокойным сном ребенка.

Поднялся Волков в девять часов вечера. Якубовский был дома. На кухне что-то шипело, аппетитный запах заполнял всю квартиру.

Федор поднялся, прошел на кухню.

Якубовский жарил мясо и вздрогнул, услышав голос подельника:

– Любишь ты готовить, Леня!

– Это ты? Выспался?

– Выспался. Говорю, любишь ты готовить.

– Есть такое дело.