сцена на другой боковой стене. В центре композиции возвышается утес, вертикально обрывающийся в море. С его вершины головой вперед прыгает в воду юноша. Сзади по крутому склону взбирается еще один молодой человек. Его рука поднята в предупреждающем жесте, очевидно, он собирается раздеться и прыгнуть вслед за товарищем. Трое приятелей в лодке заинтересованно наблюдают за ними, а дельфины весело подпрыгивают над волнами, передразнивая спортивную грацию ныряльщика.

Трудно представить себе, что здесь изображены эсхатоло гические сюжеты. Охота на птиц вряд ли мыслилась как типичное развлечение в загробном мире, по молодым людям в лодке не похоже, что они переправляются в Аид, юноша с бечевкой наверняка не на море смерти отправился на рыбалку. Да и молодой человек, карабкающийся на крутую скалу, не наводит зрителя на мысль о трудном жизненном пути, ведущем к посмертному блаженству. Перед нами картины резвящейся юности на привольном морском берегу.

11-11а

Юноши и эфебы на морском берегу: прыжок с утеса. Гробница охоты и рыбной ловли. Тарквиния. Около 520–510 гг. до н. э.

По мнению некоторых, эти росписи нельзя сравнивать с Гробницей ныряльщика, потому что они относится к совсем другой культуре – этрусской. Однако Этрурия в ту эпоху была открыта исконно греческим идеям и формам жизни, будь то симпосии, спорт, мифы или художественные жанры и стили. К тому же изображения морского купания и прыжков в воду обнаруживаются не только в Древнейшей Италии. Той же эпохой, что гробницы Пестума и Тарквинии, датируется чаша для вина (скифос), обнаруженная в гробнице в Ритсоне, недалеко от беотийских Фив, но изготовленная и расписанная в Аттике (илл. 12). На обеих ее сторонах изображен юноша, который, сняв одежду, прыгает со скалы в белую пену волн. Среди погребальной утвари этого некрополя много подобных скифосов. Представлены на них, как правило, характерные социальные роли полиса: мужчины, пожилые и молодые, изображены в виде воинов, верхом или на колеснице, стоя или сидя; женщины либо стоят, либо танцуют. Нередко встречаются также обнаженные мальчики или эфебы, иногда с петухом в руках – обычным подарком от взрослого любовника юному возлюбленному. Ныряльщик – такой же социальный мотив. Прыжки в воду и плавание относились к числу умений, в которых можно было отличиться. Об этом свидетельствуют бронзовые статуэтки приготовившихся к прыжку эфебов – судя по всему, вотивные приношения в святилища.

Если понимать сюжет нашей фрески более широко, его можно найти и на других афинских керамических сосудах. Внутри чаши, датируемой тем же периодом, изображен мальчик из высших слоев общества, удящий рыбу (илл. 13). Не только красота его обнаженного тела и венок в волосах, но и надпись «мальчик красив» указывают на то, что изображен здесь не труд для заработка, а развлечение, приличествующее эфебу знатного происхождения. Мальчик в напряженной позе сидит на скале, к которой внизу присосался осьминог, в воде под ним плавают рыбы, одна обнюхивает поставленную вершу, другая как раз клюнула на крючок. Вспоминается рыбак в лодке из Гробницы охоты и рыбной ловли.

12

Юноша, ныряющий в море. Афинская чаша для вина (скифос) из некрополя в Ритсоне (Беотия). Около 500 г. до н. э.

Изображение на потолке гробницы в Пестуме уникально тем, что посвящено одному мотиву: скупо намеченные вышка, вода и деревья составляют обрамление, а всё внимание сосредоточено на гибком теле прыгуна. И тем не менее это вариация не столь уж редкого сюжета – «молодежь у моря».

13

Мальчик, удящий рыбу в море. Афинская чаша. Около 510–500 гг. до н. э.

04

Эфебы у моря: места

Разве могут все эти изображения быть чистыми метафорами, не имеющими отношения к реальности? И неужели море было для греков исключительно пространством опасности и смерти? Мыслимо ли, чтобы греки с их культом физических упражнений не были также отличными пловцами и ныряльщиками?

Ни в какой другой области античного мира суша и море не связаны между собой так тесно, как в Греции и на западе Малой Азии с их бесчисленными островами, полуостровами, мысами и бухтами. Бо́льшая часть греческих полисов, не только на островах, но и в материковой Греции, располагалась или непосредственно у моря или недалеко от него. Так же обстояло дело и с многочисленными греческими колониями, с глубокой древности усеявшими длинные побережья Южной Италии, Сицилии и других регионов Западного Средиземноморья, к их числу относится и Пестум. Крупные полисы имели собственную гавань или город-порт неподалеку. Греки с легендарной древности были народом отважных мореплавателей. Их мифы рассказывают о Ясоне, который на корабле «Арго» добрался до восточного побережья Черного моря, о походе объединенного греческого флота на Трою, о бесконечных морских странствиях Одиссея.

Так неужели же греки видели море только с кораблей – военных, торговых и рыболовных? Неужели они совсем не стремились научиться плавать? Интересно было бы выяснить происхождение этого предрассудка. О том, что это именно предрассудок, свидетельствует, например, известная греческая поговорка. О неумехе, которого не приспособишь ни к какому делу, греки говорили «ни читать, ни плавать не умеет». Очевидно, и тому и другому всех обучали с детства. Платон говорит, что прыжок в воду – показатель мужской отваги, причем ныряльщик чем искуснее, тем храбрее. Метафора в изречении Сократа о «темном» философе Гераклите предполагает наличие специально обученных ныряльщиков. «То, что я в его философии понял, – говорит Сократ, – прекрасно; то, чего я не понял, – наверное, не хуже, но тут уж надо быть делосским ныряльщиком». Прославленными ныряльщиками были Скиллий и его дочь Гидна, в эпоху Греко-персидских войн они в шторм перерезали якорные канаты персидского флота, тем самым отдав корабли на разрушение стихии. За это им были поставлены памятники в Дельфах. Трудно представить себе, что речь идет об особой акробатической специализации – судя по всему, плавание и ныряние были распространенными умениями, в том числе и среди женщин, как мы увидим далее. В более позднюю эпоху о Цезаре известно, что он хорошо плавал. Август, рассказывают, лично учил своих внуков плавать. Еще позже Карл Великий в доказательство своей физической крепости, подобающей правителю, демонстрировал умение плавать.

Более конкретное указание находим у греческого писателя и путешественника Павсания: он пишет, что в пелопоннесском городе Гермиона при храме Диониса Меланайгиса ежегодно устраивались музыкальные состязания, а также соревнования по гребле и плаванию. Эпитет «меланайгис», означающий «с черным козлиным мехом», характеризует Диониса как покровителя молодежи в период возмужания и ритуалов, сопровождающих переход в категорию взрослого мужчины. Можно предположить, что плавание и погружение