Мальчик смотрел на свет в своей руке и молчал. Нок пришло в голову, что, возможно, он впервые видит Золотую сферу вблизи.

Мама Нок шагнула вперёд.

– Он будет, Ваша Светлость, и мы все позаботимся об этом, естественно.

Она повернулась к мальчику.

– Надеюсь, ты ценишь доброту Его Светлости. Подарить тебе этот свет – Золотой свет, не меньше! – это доброта, которую ты вряд ли заслужил. Но прошу Вас, Ваша Светлость, позвольте нам выразить нашу благодарность песней, которую мы приготовили для Вас.

Она хлопнула в ладоши, что было сигналом для заключённых женщин разбиться на группы, как они отрепетировали для этого номера.

Маленький двор заполнили поющие голоса. Мама Нок сияла. Её младшие светились идеальными улыбками. Всё пошло по плану и так, как следовало.

Глаза были прикованы к Правителю, который наклонился, чтобы прошептать последние утешительные слова мальчику из тюрьмы. Затем Правитель повернулся смотреть представление.

Но Нок смотрела на мальчика. Тот не отводил взгляда от своей ладони, и выражение надежды и счастья покинуло его глаза.

Шарик в его руке померк.

– С тобой стало скучно, – сказал Сомкит.

Последнее время он много раз это говорил.

– Мне казалось, ты хотел, чтобы я вёл себя тихо, – ответил Понг, – и держался подальше от неприятностей.

– Ну, да, но я не предлагал тебе превращаться в ствол дерева. И затем, с каких это пор ты начал делать так, как я сказал? Серьёзно, что с тобой?

Понг пожал плечами. Он понимал, что изменился. Никаких драк со старшими девочками, никаких перебранок со стражей. Понг притих. Он был не в настроении разговаривать.

С визита Правителя прошло три месяца. Понг был в тот день в таком воодушевлении, что даже не мечтал о том, что ему представится возможность объявить Правителю, как сильно он им восхищается. Но когда такая возможность появилась, всё пошло не так. Понг был готов считать всё происшедшее страшным сном, но тёмный стеклянный шарик, спрятанный под матрасом в спальне для мальчиков, указывал, что это было правдой.

Каждую ночь Понг лежал на койке, и бесполезное стекло лежало рядом с ним. Он всё ещё помнил красивое Золотое сияние. Тот шарик светился намного ярче, чем Фиолетовые сферы, с которыми они имели дело в Намвоне. И в голове Понга всё ещё звучали слова Правителя. Не слова его речей – не те известные фразы, которые были отпечатаны на плакатах и вписаны в учебники. Нет, слова, которые загипнотизировали Понга, Правитель произнёс ему на ухо, когда заключённые начали свою песню.

– Посмотри на них, – прошептал Правитель Понгу, указывая на заключённых. – Они освободятся, но потом вернутся сюда. Год за годом тюрьмы стоят полными. Мир полон тьмы, и этого не изменить.

Затем Правитель наклонился на полдюйма ниже. Его холодные глаза смотрели прямо в глаза мальчика.

– Рождённые во тьме всегда возвращаются. Ты это увидишь. Мы с тобой ещё встретимся.

И затем Правитель крепко сжал пальцы, и шарик в руке Понга почернел.

В тот момент Понг понял, каким глупым он был. Действительно ли он мечтал о том, чтобы, став взрослым, работать лично на Правителя? Правитель никогда не подпустит к себе такого, как Понг: мечта о жизни вне Намвона испарилась в одно мгновение. Дела не пойдут по-другому – только не для него.

Мир полон тьмы, и этого не изменить.

Неважно, что он и Сомкит сделают и сколько им будет лет. Куда бы они ни пошли, там будет темно.

Понг не стал делиться мыслями с Сомкитом. Он спрятал их внутри себя, где они затвердели и выстроили крепость вокруг его сердца. И, когда опускалась ночь и огни Чаттаны отражались в воде, а Сомкит всё рассуждал и рассуждал о моторах на энергии света и о последних моделях скоростных катеров, Понг молчал. Он сидел, отвернувшись от речных ворот. Из-за городских огней Намвон казался ещё темнее.

Хотя вечера стали другими, дни для Сомкита и Понга текли по-прежнему. И для Сомкита это означало поиск фруктов среди отбросов.

Заключённые могли есть только манго, и то потому, что те сами падали им в руки. Но стражники, как и большинство жителей Чаттаны, готовы были душу продать за свои любимые фрукты. Раз в неделю, после зарплаты, они выходили на пристань и ждали лодки с фруктами, которые направлялись на плавучий рынок в городе.

Дети, жившие в тюрьме, прижимали свои личики к решётке и вдыхали сладкий запах мангостинов и рамбутанов и кислый аромат помело и зелёных апельсинов. Они всасывали фруктовый воздух через ноздри и перекатывали его на языке. Но среди фруктов был один, который никто не захотел бы нюхать.

Дуриан называют королём фруктов. Вкус у него просто роскошный, скорее присущий пудингу или сладкому крему, нежели тому, что растёт на дереве. Он маслянистый и мускусный – сладкий сначала и терпкий под конец. Даже гипоталамус сгорает от желания его съесть. У него божественный вкус.

И абсолютно противоположный запах.

После встречи с торговцем дурианом стражники относят громадный плод с колючей кожурой на деревянный стол своей беседки, взрезают его с помощью мачете, изо всех сил стараясь не испачкать соком руки или одежду, зачерпывают жёлтую мякоть и закатывают глаза от наслаждения.

Час спустя на земле вокруг беседки повсюду валяются ошмётки кожуры дуриана, которые воняют, как дохлый мангуст. И тогда приходит Сомкит.

Сомкит был единственным среди детей, кто не испытывал отвращения к запаху дуриана. Ему нравилось собирать вонючие колючие куски и впихивать их в мусорную корзину возле пристани. В награду за помощь стражницы разрешали Сомкиту счистить остававшуюся на корках мякоть.

Корзина не удерживала запах, но, к счастью, в тот же вечер приплывал на своей лодке мусорщик и увозил её вниз по реке.

Одним жарким вечером стражницы успели прикончить особенно спелый и особенно пахучий дуриан, и на земле валялось больше объедков, чем обычно.

Сомкит держал кусок кожуры и пальцами выковыривал из неё мякоть.

– Эй, Понг, помоги мне оттащить это в мусорку.

– Ни за что, – ответил Понг, зажав нос и дыша ртом. – Это твои дела, а не мои.

– Давай, не будь уродом, – закашлялся Сомкит.

Уши Понга знали этот ржавый звук. У Сомкита были проблемы с дыханием. Если он бегал или слишком много двигался, это могло привести к приступу кашля. Несколько раз дело было действительно плохо, и Понг помнил, как его друг дрожал, открывая рот, подобно рыбе, задыхавшейся на суше.

– Ты норм? – спросил Понг.

– Да, я в порядке, – ответил Сомкит.

Но он снова закашлялся, на этот раз трижды. Каждый раз брови его поднимались вверх, словно кто-то ударял его по рёбрам.

Понг был почти уверен, что, кашляя, Сомкит пытался отвертеться от работы, но всё равно он закатил глаза и пробурчал: