— Сядьте, Шилд. Боюсь, у меня плохие новости.

— Что-то с тетей?

Брэнсби мотнул своей крупной головой.

— Мне искренне жаль. Она была прекраснейшей женщиной.

Я не мог ни о чем думать, в голове — пустота, туман.

— Миссис Рейнолдс велела своей домовладелице написать мне, когда ее не станет. Она умерла вчера во второй половине дня. — Брэнсби откашлялся. — По-видимому, конец наступил внезапно, иначе они послали бы за вами. Вот письмо, миссис Рейнолдс распорядилась отдать его вам после ее кончины.

Печать была нетронута. На воске отпечаток чего-то похожего на ручку чайной ложки. Мне казалось, я даже вижу рисунок рифления. Наверное, тетушка воспользовалась маленькой серебряной ложечкой, которая хранилась в чайнице вместе с чаем. А сам воск полосатый, смесь ржаво-оранжевого и темно-синего. Тетушка экономила на всем, она растапливала печати с присланных писем и использовала воск по второму разу, чтобы запечатывать свои.

Разум — неуправляемая субстанция, особенно под влиянием горя. Мы не всегда можем задавать нужное направление нашим мыслям. Внезапно я понял, что задумался, а там ли все еще эта ложечка и принадлежит ли она теперь по праву мне. На мгновение туман рассеялся, и я четко увидел тетушку, мысленно, но так же явственно, как стоявшего передо мною Брэнсби, — вот она сидит за столом после обеда и, нахмурившись, смотрит в чайницу, отмеряя чай.

— Необходимо обсудить все формальности, — сказал Брэнсби. — Ваши обязанности на день или два возьмет на себя мистер Дэнси. — Он чихнул, а потом сердито добавил: — Я выдам вам авансом небольшую сумму денег на возможные расходы. Я считаю, вам нужно поехать в Лондон сегодня после обеда. Ну, что скажете?

Я вспомнил, что мое здравомыслие все еще на испытательном сроке, и теперь некому замолвить за меня словечко, так что нужно постараться сделать это самому. Я поднял голову и сказал, что тронут участием мистера Брэнсби, а затем испросил разрешения пойти подготовиться к поездке.

Через минуту я вошел в свою крошечную спальню на чердаке, уединенную обитель под сводами крыши. И только тут, наконец, разрыдался. Мне хотелось бы сказать, что я оплакивал только тетушку, самую лучшую из женщин. Увы, я оплакивал и свою судьбу. Моя защитница умерла. И теперь, сказал я себе, я действительно остался один в целом мире.

Смерть тетушки еще больше затянула меня в лабиринт. Она привела меня к мистеру Роуселлу и миссис Джем.

Последнее тетушкино письмо оказалось коротким и, судя по почерку, было написано на поздней стадии болезни. В нем тетушка выразила надежду, что мы, возможно, встретимся в лучшем из миров по ту сторону могилы, и заверила, что если небеса позволят, она присмотрит за мною. Переходя к более насущным вопросам, тетушка сообщила, что оставила деньги на похороны. Мне ничего делать не нужно, она уже продумала все детали церемонии, заказала памятник и даже нашла каменщика, который вырежет надпись на могильной плите. И в самом конце письма она отправляла меня к своему поверенному мистеру Роуселлу в «Линкольнз Инн».

Я зашел в коллегию адвокатов. Мистер Роуселл оказался грузным мужчиной с красным лицом, словно кровь пульсировала в нем с бешеной силой, пытаясь покинуть тело. Роуселл послал своего круглолицего помощника за тетушкиными бумагами. Пока мы ждали, он что-то писал в записной книжке, а как только секретарь вернулся, Роуселл бегло просмотрел завещание, потом вскинул на меня светлые, по-птичьи круглые глаза. Его поведение казалось странной смесью резкости и хитрости. Тетушка, как сказал мне мистер Роуселл, оставляла по пять фунтов своей служанке, выполнявшей в доме всю работу, и домовладелице.

— Все остальное переходит к вам, мистер Шилд. Разумеется, кроме моего вознаграждения за услуги по оформлению наследства.

— Вряд ли много останется.

— Ваша тетушка составила опись имущества, насколько я понимаю, — сообщил Роуселл, залезая в маленький сейф. — Но мой совет — не витать в облаках, молодой человек, — он вытащил лист бумаги и протянул мне. — Вот ее личные вещи, всё как есть, — продолжил он, глядя на меня поверх очков, — и некоторая сумма денег. Чуть больше ста фунтов, по всей вероятности. Бог знает, как ей удалось отложить такую сумму при ее-то ежегодной ренте, — он встал и протянул мне руку. — Простите, у меня сегодня очень много дел, поэтому не буду задерживать вас. Если вы на выходе оставите свой адрес Аткинсу, то я напишу вам, когда мы сможем завершить наше дело.

Сотня фунтов! Я шел по Стрэнд-стрит в странном оцепенении, похожем на опьянение. Походка стала нетвердой. Целая сотня фунтов!!!

Я пришел к дому, где тетушка снимала квартиру, и распорядился показать мне ее вещи. Из всей обстановки я оставил себе только чайницу с серебряной ложечкой. Домовладелица позвала свою подругу миссис Джем, которая выразила желание приобрести мебель. Подозреваю, что я мог бы запросить и более высокую цену, если бы приценился в другом месте, но мне не хотелось обременять себя лишними хлопотами. Кроме того, миссис Джем купила и весь гардероб тетушки.

— Вряд ли одежда стоит больше нескольких шиллингов, — проворковала миссис Джем с вымученной улыбкой; она была тучной дамой с красивыми тонкими чертами расплывшегося полного лица. — Заплаток больше, чем ткани. Но вам все равно эти платья не нужны, не правда ли, так что я окажу вам любезность. У меня с собой только тридцать шиллингов. Вы подождете, пока я схожу за остальными деньгами?

— Нет, — я не мог оставаться здесь ни минуты, поскольку хотел в тишине и покое подумать и о своей потере, и о невероятной удаче. — Я возьму тридцать шиллингов, а остальное заберу позже.

— Как хотите, я живу в третьем доме по Гонт-корт. Путь неблизкий.

— Да уж.

Она пристально на меня посмотрела.

— Не волнуйтесь, деньги будут ждать вас. Шесть шиллингов, ни больше ни меньше. Я всегда возвращаю долги, мистер Шилд, и надеюсь, что и другие воздадут мне должное.

Я не смог удержаться и не поехидничать.

— Миссис Джем, — торжественно произнес я, — вы поистине драгоценная жемчужина!

— Я не потерплю вашей наглости, — ответила миссис Джем. — Раз собрались уходить, так лучше уходите.

По мере того как я удалялся от дома тетушки, веселье мое шло на убыль. Так вот чему равняется наша жизнь, — свежий могильный холм на кладбище, мебель, расставленная по чужим комнатам, и немного одежды, которую никто кроме бедняков покупать не захочет.

Ну, еще такие пустяки, как деньги, которые я получу… Впервые в жизни я стану состоятельным человеком, полноправным владельцем ста трех фунтов, пары шиллингов и нескольких пенсов. Это знание изменило меня. Возможно, богатство не приносит счастья, но, по крайней мере, оно обладает властью отвлекать от грустных мыслей. Кроме того, деньги позволяют мужчине ощутить, что он чего-то добился в этой жизни.

Богатство. Оно привело меня в банк Уэйвенху. Впервые это название упомянул при мне мистер Брэнсби. Я так никогда и не побывал там, а со старым Уэйвенху познакомился перед самой его кончиной, но именно этот банк стал той цепью, что связала всех нас: англичан и американцев, Франтов и Карсуоллов, Чарли и Эдгара. Деньги вели собственную партию, но так или иначе, мы все плясали под их дудку.