Чтобы окончательно утвердить свою власть, маркиза вскоре захотела выйти за герцога замуж. Этот принц крови, которого она фамильярно называла «толстым папочкой», с радостью согласился, «совершенно счастливый, — по словам одного мемуариста, — что сможет до конца своих дней пользоваться столь очаровательным телом — несмотря на огромное брюхо».

Но Филипп, в ярости от того, что отец согласился на подобный мезальянс, воспротивился этому браку. И тогда госпожа де Монтессон, знавшая похотливость герцога Шартрского, решила устранить трудности, введя в Пале-Рояль свою молодую племянницу.

* * *

Эту веселую живую особу звали Стефани-Фелисите де Сен Обен, ей было двадцать шесть лет. Незадолго до того она вышла замуж за офицера, графа де Жанлис…

Она поступила на службу при дворе герцогини Шартрской.

Филипп был сражен изяществом, очарованием, красотой и культурой этой будущей ученой дамы. Он слушал ее игру на арфе, следовал за ней в библиотеку, согласился, несмотря на леность ума, заинтересоваться вместе с ней химией, физикой, живописью, ботаникой и, завоевав ее, наконец, уложил в свою постель[8]…

Там он, к своему удивлению, понял, что имеет дело с опытной женщиной, которая смогла стать его достойной партнершей.

Фелисите была старше его всего на два года, но успела приобрести благодаря общению с мужчинами-проказниками то умение, которое один автор изящно именует «искусством детали, доставляющим наслаждение».

Наделенная богатым воображением и очень изобретательная (однажды ей придет в голову обучать физике с помощью «волшебного фонаря»), «она превращала кровать в гимнастический помост». По правде говоря, фигуры, которые она выделывала со своими любовниками, были известны скорее авторам «Кама-Сутры», чем воспитателям из Жуанвиля…

После серии блестящих упражнений, проделанных ими соответственно под кроватью, в ванне и между тремя креслами, партнеры оказались на полу в позиции, известной редким специалистам под названием «запутавшийся вьюнок»… Никогда еще Филипп не знал подобных изысков. Он запросил пощады, восхищенный тем что нашел наконец подходящую ему женщину.

Наконец-то руководители оппозиции могли по своему усмотрению управлять Орлеанами…

В начале лета 1772 года Мари-Аделаида впала в жестокую меланхолию. Несмотря на все старания Филиппа, который каждый вечер приходил к ней в спальню и «расточал ей любовные ласки», как тогда говорили, она не чувствовала в себе ни малейшего признака будущего материнства.

Понимая, что самые проверенные средства бывают бессильны, она решила не рассчитывать впредь только на мужа, чтобы родить ребенка, и решила ехать на воды в Форж, который славился тем, что многие бесплодные женщины излечивались там.

Каждый год тысячи жен погружались в источники Форжа под насмешливыми взглядами скептиков, и некоторые возвращались домой с наследником.

Однако оплодотворение было возможно, как уверяли только в отсутствие мужа. Это условие врачей рождало естественно, много шуток известного толка, тем более, что источники были окружены густым кустарником, который, как уверяли острословы, играл главную роль в чудесном излечении.

Если лечение удавалось и дама возвращалась домой в счастливом ожидании, муж устраивал праздник для друзей и, как свидетельствует Фернан Анжеран, давал в газеты следующее объявление: «Госпожа Президентша де ла Шевьер, из Гренобля, получила в Форже на водах полное удовлетворение в материнстве, вопреки мнению врачей».

Никто никогда не добавлял: «Без малейшего участия в том мужа», — это было и так ясно…

* * *

Герцогиня Шартрская уехала в Форж 1 июля, случайно захватив с собой недавно вышедший труд, название которого показалось ей обещающим. Это была книга под названием «Искусство делать мальчиков, или Новая картина семьи», написанная неким Д. Тиссо, доктором медицины Лондонского королевского общества, Римского экономического общества и физического опытно общества в Роттердаме.

Эта книга не могла быть слишком полезна Мари-Аделаиде. Ее автор проповедовал в ней довольно странные идеи. Хорошее представление о них даст вот отрывок главы, посвященный «способу делать по своему желанию мальчиков или девочек».

«Я думаю, любой мужчина знает, что одно яичко в мошонке висит выше другого.

У каждого из них свой канал, откуда семя поступает в пузырь. С одной стороны пузырь больше, чем с другой. Это различие в размерах органов укрепило меня в мысли, к которой я давно пришел, что одно яйцо предназначено для зачатия мальчиков, а другое — девочек. Если верить этой гипотезе, очень легко планировать будущего ребенка. Для этого достаточно удалить то яйцо, которое отвечает за нежелательный пол.

Конечно, может так случиться, что человек не согласен на подобную операцию. В этом случае можно найти другие, правда, менее надежные способы. Я знаю один такой способ, в котором все зависит от ловкости женщины.

Достаточно проследить за тем, чтобы мужчина не смог извергнуть семя из левого канала. Женщина должна направлять семя, вытекающее из правого канала, в ту из своих труб, которую она предпочитает. Она просто должна всегда ложиться на нужный бок, когда пытается стать матерью.

Меня могут спросить: так на какой именно бок она должна ложиться, чтобы родить дочь? Но этого я пока сам не знаю».

И дальше этот очаровательный доктор сообщает:

«Я проводил некоторые опыты с моей второй женой, так как с первой мы вообще не собирались заводить детей. Всякий раз, исполняя свой супружеский долг, я клал жену на левый бок, и случай ли нам помогал, или моя ловкость, но у нас родились три сына».

Выучив наизусть эту любопытную книжку, Мари-Аделаида приехала 2 июля в Форж, сопровождаемая госпожой де Жанлис. Филипп, естественно, не принимал участия в этом путешествии, и бедная Стефани, терзаемая своим бурным темпераментом, провела на этом курорте несколько ужасных ночей. Каждое утро наставала с блестящими глазами, осунувшаяся от бесконечных метаний по комнате, «корзина была слишком горяча, чтобы сесть на нее», как тогда говорили.

Филипп пробыл подле Стефани тринадцать дней. Но, по свидетельству некоторых историков, именно эти две недели сыграли решающую роль в судьбе герцога в истории страны.

Именно в это время будущая ученая дама сумела « на своей подушке» внушить Филиппу свои собственные политические взгляды. Послушаем Жюльена Дарбуа «Госпожа де Жанлис, которая вмешивалась во все даже в политику, — пишет он, — собиралась руководить своим любовником в этой области так же, как она руководила им в постели. Подогреваемая своей теткой, госпожой де Монтессон, и симпатиями к философам, готовившим свержение режима, она бросила в эту хорошо подготовленную почву семена, из которых произрос чертополох мятежа и колючки бунта. Госпожа де Жанлис, вольно или невольно, стала рупором членов парламента, изгнанных Людовиком и мечтавших о мести. С ее помощью эти господа сумели настроить герцога против короля и поставить его во главе антимонархического движения. За время пребывания в Форже она необычайно ловко сумела внушить этому олуху собственные идеи умной женщины. Как большинство аристократок того времени, госпожа де Жанлис действительно мечтала о революции. Она говорила: „Я думаю, это самая забавная вещь в мире…“ Основательно обработанный этой масонкой, ученицей Руссо и энциклопедистов, герцог Шартрский решил, что судьба избрала его, чтобы он изменил строй, ниспроверг трон, установил во Франции демократию масонского образца и стал конституционным монархом, в маленьком фартуке на животе…»