– Где занимаешься? – тут же поинтересовался, задетый за живое, Струге.

– В «Динамо». У Кисина. Только я уже не занимаюсь, некогда. А вы тоже боксировали?

Струге вздохнул и стал размышлять над тем, куда деть тех, кто по всем понятиям теперь не должен отходить от него ни на шаг.

– Значит, так… Мотоциклист сейчас отправляется в банк. Там работает моя жена. И с этого момента ты становишься ее тенью. Егор Крыльницкий остается со мной и охраняет меня. Жене я сейчас позвоню.

– Не положено… – донеслось до ушей Струге в тот момент, когда он уже поднес трубку к уху.

На другое, собственно, Антон и не рассчитывал. Ребят озадачили, и вряд ли они собираются нарушать инструкции с первой минуты нового задания. Разведка боем результатов не принесла.

– Нам обоим приказано быть рядом с вами, – упрямо повторил сержант. – В отношении жены инструкций не было.

Антон посмотрел на Алису, которая живо интересовалась всем происходящим, и с досадой почесал висок.

– Мужики, если возникнет экстремальная ситуация, мне гораздо легче будет спасти жизнь одному, чем двоим.

На это милиционеры не рассчитывали. Вызовом такие слова, конечно, назвать было нельзя, но чувство глубокого оскорбления, выслушав их, они все-таки испытали. На лицах молодых людей, сменяя друг друга, заиграли саркастические улыбки и ужимки растерянности. Судья на вид был мужиком ладным, но такой дерзости от него, наряженного в мантию, смахивающую на платье, они не ожидали. Рыжий перевел взгляд на Алису, шарм которой обнаружил лишь в тот момент, когда она усмехнулась, но встретил не поддержку, а такой же наглый взгляд. Она кивнула ему, подтверждая слова судьи, и старший из будущих телохранителей растерялся окончательно.

– А с женой если что случится? – продолжал натиск Струге. – Что толку от того, что вы будете пасти меня, как корову, а в это время кто-то ударит по моему самому больному месту?

– Да кто ударить-то должен? – не выдержал, продемонстрировав понимание ситуации, сержант.

– Во-о-от, – успокоился Струге. – В этом все дело. Освобождается уголовник, Кургузов его фамилия…

И через четверть часа Антон своего добился. Разбил «группу преследования» на части, чем полностью уничтожил ее предназначение. Звонарев, к его великому неудовольствию (секретаря с ним судья не отправил), вышел из кабинета и направился в банк, а Крыльницкий, потеряв орган управления своими последующими действиями, уселся в дверях.

С удовлетворением отметив про себя, что теперь никто ему мешать не будет, Антон Павлович позвонил жене, выслушал ее смех и попросил Алису приглашать участников процесса.

Струге был уверен в том, что проблем не возникнет никогда, и предложение Николаева принял лишь из соображений демонстрации деланого смирения. Но уже через три часа, в начале шестого вечера, когда на Тернов опустилась темнота, он понял, что ошибся. И подтверждением тому был звонок Звонарева на его сотовый телефон.

Этот звонок застал его и следующего рядом с ним Крыльницкого на половине пути домой, в момент оживленного обсуждения последнего голливудского блокбастера о путешествии Христофора Колумба.

– Красивый фильм, – настаивал Крыльниций.

– Что проку в красоте, если его создавали дилетанты? – возражал Струге.

– Почему дилетанты-то? – возмущался младший сержант.

– Да потому что во времена Колумба на кораблях не было штурвалов! И по морю Колумб шел не на «Пинте», а на… – Струге прервался и сунул руку в карман дубленки. – Погоди спорить, звонят…

«Саша», – отметил Антон, разглядев на табло знакомый номер.

И оказался до крайности растерян, когда услышал голос рыжего:

– Антон Павлович, это Звонарев.

– А я, грешным делом, подумал, что это у жены насморк, – сказал Струге. – Что произошло и почему ты мне звонишь с ее телефона?

Звонарев смутился, потому что только сейчас стал догадываться, что подобные рокировки могут ввести судью в замешательство, но, к его чести, с растерянностью справился ловко, как и все рыжие, и стал говорить следующее:

– Понимаете, Антон Павлович, едва мы с вашей женой покинули банк, чтобы следовать к месту вашего жительства, я осмотрел площадку рядом с банком, и меня смутило одно обстоятельство. Как только за нами захлопнулась дверь, у стоящей слева «восьмерки» зажглись фары. Мы прошли к остановке, «восьмерка» поехала за нами. Мы сели в маршрутное такси, «восьмерка» – при свете фонарей стало ясно, что она фиолетовая, – последовала на расстоянии десяти метров от нашей «Газели». Она ехала за нами постоянно, остановилась позади остановки, на которой мы вышли, и я, когда заходил вслед за Александрой Андреевной в подъезд, успел краем глаза заметить, как капот машины выглянул из-за угла. Проверяясь, я приоткрыл дверь и выглянул. Докладываю, Антон Павлович, что фиолетовая «восьмерка» стоит у подъезда до сих пор…

– Звонарев, у тебя когда-нибудь был сотовый телефон? – мягко перебил Антон.

– Нет, – испугался рыжий. – А что?

– Нет, ничего… Продолжай.

– А больше нечего докладывать, – расстраиваясь, что его рапорт не привел судью в шок, буркнул сержант.

– Как это нечего? Расскажи, почему ты звонишь мне по мобильнику, а не с моего домашнего телефона.

Думая, что судья либо ничего не понял, либо уже привык к такой непрофессиональной слежке, Звонарев ошибался. Его рассказ произвел на Струге впечатление гораздо большее, нежели ему представлялось. Отойдя от остановки на десяток шагов, Антон говорил, а свободной рукой ловил среди проезжающих машин такси.

– Понимаете, – объяснял между тем рыжий, – Александра Андреевна велела мне заходить в вашу квартиру, но я отказался. Решил присмотреть за дверью.

– Держись, Глеб Егорыч, – улыбнулся, закрывая от усталости глаза, Антон, – держись.

– Я не Егорыч, – сообщил сержант. – Я Алексеич.

Пытаясь отогреться в прокуренной «Волге» с болтливым таксистом, Антон усмехнулся, привязав к себе внимание водителя. Получилось в тему, так как тот только что закончил рассказывать прошлогодний анекдот. За спиной раздался короткий хохоток, свидетельствующий о том, что в машине они с водителем не одни.

Но Звонарев… Как же, за дверью тот решил присмотреть… Скорее всего не решился войти, а Саша, понимая, что заставить не сможет, сунула ему телефон и объяснила, как с обращаться с трубкой. За наглым взглядом и беспечной рожей сержанта скрывался, как выяснялось, славный малый, пораженный скромностью в самое сердце.

Вот проявления чего не хотелось бы видеть в этих телохранителях, так это подобных качеств.

На заднем сиденье молча грелся младший сержант Крыльницкий, и… Струге вдруг стал понимать, что ему на самом деле спокойнее. Окажись эти двое в стане его врага, он уложил бы обоих двумя свингами, не сходя с места. Но сейчас, когда эти же двое с полной отдачей и вполне серьезно исполняли роль телохранителей его семьи, Антон не чувствовал в своих действиях суеты.