Выслушав, он усмехнулся:

– Черт возьми! Это неубедительно. Ладно, подведем итоги. Простой листок бумаги, сложенный вчетверо, сгибы выглядят свежими… Хорошо. Вверху справа такие слова: метр семьдесят пять, левый мизинец отрублен и так далее. Да, это приметы господина Пьера Ледюка. Почерк Кессельбаха, верно?.. Хорошо… Посреди листка слово заглавными печатными буквами:

АПООН

– Марко, малыш, ты оставишь бумагу в покое, не прикасайся ни к шкатулке, ни к алмазам. Через десять минут я закончу с моим голубчиком. Через двадцать минут я буду с тобой… Да, кстати, ты отправил мне машину? Прекрасно. До скорого.

Он поставил телефонный аппарат на место, прошел в прихожую, затем в спальню, удостоверился, что секретарь и слуга не освободились от пут, но что при этом не задохнутся с кляпами во рту, и вернулся к пленнику.

Выражение лица у него было решительное, неумолимое.

– Шутки в сторону, Кессельбах. Если не заговоришь, тем хуже для тебя. Ты решился?

– На что?

– Довольно глупостей. Говори, что тебе известно.

– Ничего.

– Ты лжешь. Что означает слово «Апоон»?

– Если бы я знал, то не записал бы его.

– Ладно, но к кому или к чему оно относится? Откуда ты его взял? Откуда у тебя все это?

Господин Кессельбах не ответил.

Люпен продолжал, более нервно, более отрывисто:

– Послушай, Кессельбах, я сделаю тебе предложение. Каким бы богатым и важным ты ни был, между тобой и мной нет большой разницы. Сын аугсбургского жестянщика и Арсен Люпен, принц взломщиков, могут сговориться без стыда и для одного, и для другого. Я краду в квартирах, ты в кошельках. Это одно и то же. Так вот, Кессельбах. Давай объединимся в этом деле. Я нуждаюсь в тебе, потому что не знаю сути дела. Ты нуждаешься во мне, потому что в одиночку тебе не справиться. Барбарё простачок. А я – Арсен Люпен. Идет?

Молчание. Люпен настаивал дрожащим голосом:

– Отвечай, Кессельбах, идет? Если да, то за сорок восемь часов я тебе его найду, твоего Пьера Ледюка. Ведь речь идет о нем, а? В этом все дело? Да отвечай же! Что это за тип? Зачем ты его разыскиваешь? Что тебе о нем известно? Я хочу знать.

Внезапно он успокоился, положил руку на плечо немца и сухо сказал:

– Одно лишь слово. Да… или нет.

– Нет.

Люпен достал из жилетного кармана Кессельбаха великолепные золотые часы и положил их на колени пленника.

Расстегнув жилет Кессельбаха, он раздвинул рубашку, обнажил его грудь и, схватив лежавший подле него на столе стальной стилет с оправленной золотом рукояткой, приложил острие к месту, где биение сердца заставляло трепетать обнаженную плоть.

– В последний раз?

– Нет.

– Господин Кессельбах, сейчас без восьми минут три. Если через восемь минут не ответите, вы – покойник.

III

На следующее утро, точно в назначенный ему час, инспектор Гурель явился в «Палас-отель». Не останавливаясь и не дожидаясь лифта, он поднялся по лестнице. На четвертом этаже свернул направо, проследовал по коридору и, подойдя к номеру 415, стал звонить в дверь.

Не услышав в ответ ни звука, он позвонил снова. После полдюжины бесплодных попыток он направился к метрдотелю.

– Будьте любезны, мне нужен господин Кессельбах… Я уже раз десять звонил в его дверь.

– Господин Кессельбах не ночевал здесь. Мы не видели его со вчерашнего дня.

– А его слуга, его секретарь?

– Их мы тоже не видели.

– В таком случае они тоже не ночевали в отеле?

– Вероятно.

– Вероятно! Но вы должны быть уверены.

– Почему? Господин Кессельбах не постоялец отеля, он проживает в своих частных апартаментах. Его обслуживаем не мы, а его слуга, и мы ничего не знаем о том, что у него происходит.

– В самом деле… В самом деле…

Гурель, похоже, был сильно озадачен. Он пришел с точными указаниями, с определенным заданием, в рамках которого мог действовать. За пределами этих рамок он не знал, что ему делать.

– Если бы шеф был здесь… – прошептал он, – если бы шеф был здесь…

Он показал свое удостоверение и назвал свою должность. Потом на всякий случай спросил:

– Значит, вы не видели, как они возвращались?

– Нет.

– Но вы видели, как они выходили?

– Тоже нет.

– Откуда же вы в таком случае знаете, что они вышли?

– От господина, который вчера после полудня приходил в четыреста пятнадцатый.

– Господин с черными усами?

– Да. Я встретил его около трех часов, когда он уходил. Он сказал мне: «Господа из четыреста пятнадцатого только что ушли. Господин Кессельбах будет ночевать сегодня в Версале, в отеле «Резервуары», куда вы можете пересылать его корреспонденцию.

– Но кто был этот господин? От чьего имени он говорил?

– Этого я не знаю.

Гурель был обеспокоен. Все это казалось ему довольно странным.

– У вас есть ключ?

– Нет. Господин Кессельбах заказал специальные ключи.

– Пойдемте посмотрим.

Гурель снова отчаянно позвонил в дверь. Никакого ответа. Он собирался было уйти, но вдруг, поспешно наклонившись, приложил ухо к замочной скважине.

– Прислушайтесь… Можно подумать… Ну конечно… Это вполне отчетливо… Жалобы… Стоны…

Он изо всех сил ударил в дверь кулаком.

– Но, сударь, вы не имеете права…

– Я не имею права?

Он стал бить в дверь еще сильнее, но без всякого результата.

– Скорее, скорее зовите слесаря!

Один из служащих помчался за слесарем. Гурель ходил взад и вперед, шумливый и нерешительный. Слуги с других этажей собрались в коридоре. Прибыли люди из администрации, из дирекции. Гурель, не выдержав, воскликнул:

– Но почему нельзя войти через прилегающие комнаты? Они соединяются с апартаментом?

– Да, но двери между ними всегда заперты с двух сторон.

– В таком случае я звоню в Уголовную полицию, – заявил Гурель, для которого, по всей видимости, не существовало иного спасения, кроме как обратиться к своему шефу.

– И в комиссариат, – заметил кто-то.

– Да, если хотите, – ответил Гурель тоном человека, которого такая формальность мало интересует.

Когда он, позвонив, вернулся, слесарь заканчивал подбирать ключи. Последний по счету ключ открыл замок. Гурель торопливо вошел.

Он сразу же бросился к тому месту, откуда доносились жалобы, и наткнулся на два тела: секретаря Шапмана и слуги Эдварда. Одному из них, Шапману, силой терпения удалось слегка ослабить кляп, и он издавал глухие стоны. Другой, казалось, спал.

Их освободили. Гурель забеспокоился:

– А господин Кессельбах?

Он прошел в гостиную. Господин Кессельбах сидел, привязанный к спинке кресла возле стола. Голова его упала на грудь.

– Он в обмороке, – сказал Гурель, подойдя ближе. – Должно быть, усилия, которые он предпринимал, довели его до изнеможения.

Он быстро разрезал стягивавшие плечи пленника веревки. Всей массой