Я медленно поднялась со своего места и стала осто­рожно ступать между подушками. Я шла по дорожке в саду, и слова Линян наполняли мое сердце томлением. Я искала умиротворения, глядя на зеленую листву. В главном саду не было цветов. Все здесь было зеленым, чтобы рождать покой, словно чашка чая — вкус у него деликатный, но стойкий. Я прошла по зигзагообразно­му мостику, перекинутому через небольшой пруд с ли­ниями, и вошла в беседку Спокойного Ветра. Ее пост­роили специально для того, чтобы нежный вечерний ветерок душными летними вечерами охлаждал разгоря­ченное лицо или пылающее сердце. Я села и постара­лась успокоиться. Ведь беседка была создана именно для этого. Я боялась пропустить хотя бы одну секунду пред­ставления, но была совершенно не готова к тому, что испытаю такое волнение.

Пение и музыка струились ко мне по вечернему воз­духу, донося жалобы госпожи Ду, обеспокоенной мелан­холией дочери. Она еще не поняла этого, но ее дочь за­болела любовным томлением. Я сделала глубокий вдох и позволила этой мысли проникнуть в мое сердце.

Вдруг я услышала прерывистое эхо своего дыхания. Я открыла глаза и увидела, что передо мной стоит моло­дой мужчина, которого я видела сквозь щелку в ширме.

Я вскрикнула, не успев даже подумать о том, что нуж­но взять себя в руки. Но как? Ведь я оказалась наедине с мужчиной, и он не был моим родственником! Более того, мы даже не были знакомы.

— Простите меня, — он сложил руки вместе и не­сколько раз поклонился.

От страха и волнения мое сердце забилось быстрее. Эта ситуация была невообразимой. Видимо, этот чело­век — друг моего отца. Я должна быть с ним любезна, и в то же время мне нужно помнить о приличиях.

— Мне не следовало покидать свое место, — нереши­тельно сказала я. — Это моя вина.

— Мне тоже не следовало этого делать. — Он сделал шаг вперед, и я машинально отпрянула от него. — Но их любовь... — Он покачал головой. — Интересно, каково это — найти истинную любовь?

— Я много раз думала об этом.

Я пожалела о сказанном, стоило словам вылететь из моего рта. Не следовало говорить так с мужчиной — будь то муж или незнакомец. Я знала это, но мой ответ уже был произнесен. Я приложила пальцы ко рту, надеясь, что это поможет мне удержать другие слова.

И я тоже, — признался он и сделал еще один шаг вперед. — Но Линян и Мэнмэй влюбились друг в друга, когда встретились во сне, — продолжил юноша.

Наверное, ты не знаешь эту оперу, — возразила я. — Они встретились, это правда, но Линян начинает следовать за Мэнмэем только после того, как она превра­тилась в призрак.

— Я знаю эту историю, но я не согласен с тобой. Мо­лодому ученому приходится преодолеть свой страх пе­ред призраком.

— Этот страх появляется только после того, как она соблазняет его.

Как я осмелилась произнести такие слова?

— Прости меня, — сказала я. — Я всего лишь глупая девушка. Мне следует вернуться на свое место.

— Пожалуйста, подожди. Не уходи.

Я посмотрела туда, где в темноте скрывалась сцена. Я так долго ждала, когда увижу эту оперу. До меня доносилось пение Линян: «Я дрожу под одеждой из тонкой ткани. От утренней прохлады меня защищают печаль­ные мысли о том, как красные лепестки, словно слезы, падают с веток». Любовное томление сделало ее такой тонкой и хрупкой — даже изможденной, — что она ре­шила нарисовать свой портрет на шелке. Если она оставит этот мир, то ее будут помнить такой, какой она была во сне — исполненной красоты и несбыточных жела­ний. Это желание, столь необычное для здоровой девуш­ки, было явным признаком того, что Линян овладела любовная тоска. Она предчувствовала и предвосхищала свою смерть. Легкими прикосновениями кисточки она рисует в своей руке плод сливы. Она надеется, что когда-нибудь ее возлюбленный увидит ее портрет и узнает ее. Затем она пишет стихотворение, в котором говорит о сво­ем желании выйти замуж за человека по фамилии Лю.

Как я могла так легко отказаться от оперы? Неужели потому, что об этом меня попросил мужчина? Если бы в ту минуту я была способна думать, я бы поняла, что люди, негодующие из-за «Пионовой беседки», правы: эта пьеса действительно сбивала молодых женщин с пути истинного.

Наверное, незнакомец почувствовал мою нереши­тельность — да и как иначе? — потому что сразу сказал:

— Я никому не расскажу об этом. Останься: я никог­да не слышал, что думают об этой опере женщины.

Женщины? Я попала в очень неудобное положение. Я осторожно прошла мимо него, стараясь не задеть его полами одежды. В этот момент он снова заговорил:

— Автор хотел, чтобы в нас пробудились женствен­ные чувства цин — любовь и другие эмоции. Я чувствую эту историю, но не уверен в том, что не обманываю себя.

Мы стояли всего в нескольких дюймах друг от друга. Я обернулась и посмотрела ему в лицо. Оно было еще прекраснее, чем мне казалось. Даже в тусклом свете мо­лодого месяца я видела его высокие и широкие скулы, добрые глаза и полные губы.

Я... — Он посмотрел мне в глаза ищущим взглядом, и я запнулась. Я сглотнула и опять заговорила: — Как могла девушка из знатной семьи, которая всю жизнь находилась в заточении...

— Так же, как и ты...

— ...сама выбрать себе мужа? Я не могу представить себе такого, и для нее это тоже было невозможно.

— Ты думаешь, что понимаешь Линян лучше, чем ее создатель?

— Я девушка. Мне столько же лет, как и ей. Я испол­ню родственный долг, — заявила я, — и пойду по пути, который избрал для меня мой отец. Но хотя наши судь­бы решают другие люди, мы продолжаем мечтать.

— Ты мечтаешь о том же, что и Линян? — спросил юноша.

— Нет, я не одна из тех девиц, что катаются на рас­крашенных лодках, если ты это имеешь в виду!

Я покраснела от смущения. Мне нельзя было с ним откровенничать. Я уставилась на землю. По сравнению с его расшитыми сандалиями мои перебинтованные ножки в крошечных туфельках казались такими малень­кими и нежными. Я чувствовала, что он смотрит на меня, и тоже хотела поднять глаза, но не смела. Наклонив го­лову, я молча вышла из беседки.

— Ты встретишься со мной завтра? — тихо окликнул он меня. Через мгновение за этим вопросом последова­ло утверждение, больше похожее на приказ: — Встре­тимся завтра вечером. Но этом же месте.

Я не ответила и даже не оглянулась. Я пошагала пря­миком к главному саду и опять стала осторожно проби­раться через сидящих женщин к своей подушке, лежа­щей у сгиба ширмы. Я огляделась по сторонам. Кажет­ся, никто не заметил моего отсутствия. Я села и поста­ралась сосредоточиться на том, что происходило на сце­не. Но мне было трудно сделать это. Увидев, что юноша тоже вернулся на свое место, я закрыла глаза. Я не буду смотреть на него. Зажмурив глаза, я слушала музыку и пение, и они проникали в мое сердце.

Линян умирала от любви. Предсказатель пытался из­лечить ее при помощи чар, но это не помогло. Наступил праздник Середины Осени*. Линян ослабела и часто те­ряла сознание. Она дрожала от осеннего холода. В окна молотил ледяной дождь, а по небу меланхолично проле­тали дикие гуси. Мать приходит проведать ее, и Линян просит у нее прощения за то, что не сможет заботиться о родителях до конца их дней. Она хочет сделать коутоу*, чтобы выразить им свое почтение, но падает в обморок. Линян знает, что скоро умрет, и просит родственников похоронить ее в саду под сливовым деревом. Она втайне велит Благоуханной Весне спрятать ее портрет в гроте, где она и ее возлюбленный из сна познали друг друга.