Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед глазами всё поплыло.
Я осознал, что сплоховал: ровным счётом ничего не сделал как надо.
Я сполз из машины на землю и зажмурился до боли, чтоб не разрыдаться. Память подкидывала мне свистящий звук её дыхания, спина ещё помнила, как в неё упирались те худенькие ноги. И раз за разом я вспоминал, как закинул её на плечо, как бежал, и её тело мерно билось о мою спину в такт шагам.
Если она выживет, но будет страдать от боли – это будет моя вина. Как мне смотреть потом ей в глаза?
Как смотреть в глаза главе?!
Он столько сил и времени потратил на подготовку, чтобы в итоге я её искалечил? Или же попросту убил…
Всё прошло не так, как я думал. Я к такому вообще не был готов.
Я облажался.
Рей
Нас встретили, как национальных героев: аплодисментами, свистом и радостными воплями. По коридору через толпу я шёл с закрытыми глазами, наощупь: каждый поздравлял, хлопал по плечу, пожимал руку – все знали, что визуальный контакт для меня невозможен. Вероятно, я всем улыбался, но думал лишь об одном: попить бы воды и прилечь.
Хорош заблёванный герой.
Все понимали, что сегодня мы слишком устали, но завтра расспросов будет не избежать.
Ещё бы! Охота на потенциал – это весело.
Всё начинается с прорицания. Сейчас у нас есть только вещие сны Ё-ны, но раньше были и гадалки, и ясновидящие, и разного рода предсказатели. Провидец обязан подробно объяснить своё видение, описать чувства, ощущения, ассоциации – без этого потом нельзя будет анализировать.
Каждое предсказание передается аналитикам: людям с уникальной интуицией. Предсказание может быть о чём угодно, но раз организация заточена под поиск потенциала, аналитики проверяют прорицание на «потенциальность». Каждый аналитик даёт оценку предсказанию независимо друг от друга: если ни один не видит «потенциальности», предсказание отправляется в архив. Периодически архив пересматривается: мир меняется, и вместе с тем может наступить время того или иного архивного предсказания.
Но если в предсказании есть «потенциал», дело закипает. Аналитики разбирают его по косточкам: где, когда, какие обстоятельства? Толковать предсказание очень трудоёмко, поэтому и аналитики, и провидцы постоянно расширяют кругозор, много читают о мире, учатся описывать эмоции. За потенциальным предсказанием стоит чья-то судьба, которую можно спасти, страдания, от которых можно избавить, жизнь, которую можно изменить. Каждый из нас, кто сейчас в организации, прошел через охоту, каждый был спасён – поэтому все понимают, насколько важно сделать всё как надо.
Аналитики ищут территорию, здания, анализируют погоду, часовые пояса, транспортную развязку. Они планируют маршруты доставки, способы возвращения. Они же отвечают за инструктаж: перед этой охотой мы проходили оказание первой помощи, поскольку было упоминание ранений в предсказании. Конечно, в нашей паре учился лишь Камэл: толку от меня в этом плане было – чуть. И ведь пригодилось, прости господи.
А за работу в мире – реализацию операции – отвечают охотники на потенциал. Такие как Андрэ, Камел, Энола Гай и иногда вот даже я гожусь. Мы находимся во внешнем мире, и отвечаем за слежку, вербовку и доставку объекта. Иногда охота проходит быстро, как сегодня, а иногда с объектом приходится работать месяцами.
Это она, весёлая часть: быть во внешнем мире и не быть больше его частью, смотреть на обычных людей, вычислять среди них необычных, но при этом казаться обычным и не выдать себя. Ты одновременно и охотник, и жертва: азарт не отпускает, пока миссия не будет выполнена.
Но в сегодняшней охоте не было ничего весёлого.
И хотя на краткий миг я испытал восторг – когда Камэл схватил её – то, что потом происходило в машине словами не описать.
Я впервые так близко увидел человека при смерти. Мой потенциал твердил, что она мертва, но мозг отказывался в это верить: её дыхание клубилось в холодном воздухе салона, её сердце билось, выгоняя кровь из тела. Мозг говорил: она ещё жива, но вот-вот умрёт – и впервые я ощутил, как ответственность и страх сковывают тело. Я пытался помочь Камелу, но у меня руки отнялись по локоть: онемение такое, будто бы я их отлежал во сне. Я очень боялся, что вот-вот уроню телефон, потому не чувствовал его совсем.
Впервые в жизни был таким беспомощным.
Меня тошнило от всего этого. Я пытался отвлечь себя, сосредоточиться на звуке двигателя, но слышал лишь свист в её дыхании. Пытался замкнуть ощущения на сладковатом запахе ароматизатора в салоне, но от того лишь явственнее ощущал кисловатый запах бинтов и крови с заднего сидения. Я не смотрел ни на живых, ни на мёртвых – но от напряжения меня стошнило желчью из пустого желудка. И после этого обессилел окончательно: не было сил даже думать.
Был ли от меня вообще толк на этой охоте?
Как мы доехали, помню плохо: в голове не было ни единой мысли. Помню, что упирался затылком в подголовник, и от сопротивления заболела шея. Помню, что когда приехали, Камэл едва смог вылезти из машины. Это было комично, и я посмеялся бы, но сам вообще не мог двинуться с места. Дом был в шести метрах от меня, но я продолжал сидеть в тёмном, холодном, пахнущим кислым желудочным соком салоне, пока кто-то меня не выволок.
Приветственные крики, слава и почёт – это, конечно, здорово, но едва закрылась дверь моей комнаты, я бессильно сполз на пол.
Я смертельно устал: ни за что не хочу опять в этом участвовать.
Никогда никого больше не хочу видеть при смерти.
Камел
В лазарет нас позвали только через четыре с половиной часа: к тому моменту я уже не знал, куда себя деть.
Не мог усидеть на месте, не мог ничего ни начать, ни закончить: все мысли возвращались к ней. Я то преисполнялся вины и приходил в отчаяние, то внезапно успокаивался, уверовав, что всё обойдётся. Перед самым вызовом я накрутил себя настолько, что всерьёз решил помолиться.
«Пожалуйста, – просил я, не в силах сформулировать до конца, – пожалуйста, пожалуйста!..».
По селектору вызвали ещё Рея и Ё-ну – и отчаяние слегка отступило. Пока шёл по коридору, думал: «Ё-на нужна, чтобы удостовериться, что это действительно девушка из пророчества», – и даже воодушевился. Значит, объект выжила.
«Впрочем, – прошило меня холодом осознание перед входом в лазарет, – Ё-на может опознать и труп».
В коридоре лазарета, на корточках сидел Рей, запрокинув голову к потолку. Вид у него был откровенно неважный: будто бы его выдернули