– Важно другое, – продолжил я. – Мы понятия не имеем, что римляне предпримут дальше, тогда как наши действия для них кажутся очевидными!

– Подробнее, Спартак, – попросил Тирн.

– Вполне логично, что если мы выстроили лагерь с прочным гарнизоном, то именно отсюда захотим принять бой? – я приподнял бровь, ожидая реакции молодого галла.

Тирн охотно кивнул, соглашаясь с моими словами.

– Оба полагают, что мы готовимся к осаде, и даже вы на начало совета были уверены в этом на все сто! Ты, Рут, или ты, Тирн, не вы ли думали, что мы запремся в лагере и примем неравный бой? – я усмехнулся. – В их руках право ударить первыми, тогда как мы лишены всякого маневра! Тебя это устраивает, Аниций? А тебя, Лукор?

Гладиаторы промолчали, превратившись во внимание.

– Это никого не устраивает, – заверил Тирн. – Что ты предлагаешь?

– Ты невнимательно слушал, галл, Спартак сказал, что для победы мы приведем в лагерь невольников с латифундий! – заверил Рут, я уловил нотку раздражения в его словах. Похоже, гопломах все еще не верил, что с помощью латифундийских рабов мы сможем уравнять наши шансы в сражении с римлянами.

– Я слушал внимательно, – Тирн нахмурился, молодому галлу пришлось не по душе замечание гопломаха. – В отличие от тебя, Рут, я всегда слушаю внимательно!

– Не время для споров! – пресек я спор гладиаторов, готовый перерасти в конфликт. – Я действительно собираюсь привести в лагерь невольников, вот только нас с вами в лагере уже не будет!

– Как так? – Лукор от удивления подпрыгнул на месте.

– Что ты имеешь ввиду? – насторожился Рут, тут же позабыв об обидном выпаде молодого галла.

– Покинуть лагерь? – удивился Тирн.

– Кто останется в лагере? – спросил Аниций.

Я дождался, когда вопросы полководцев иссякнут, и продолжил.

– Своим бездействием римляне дают нам время, я не собираюсь тратить его впустую! Крассу и Лукуллу не обязательно знать, что наши планы изменились, правда? Я всего лишь предлагаю развязать нам руки, чтобы у восстания появилась возможность маневра!

Мои слова застали военачальников врасплох. Все четверо полководцев молчали, обдумывали сказанное. Я решил дать время гладиаторам опомниться, понимая, что, если продолжу говорить, меня не станут слушать. На лицах военачальников читалась целая гамма чувств, но ни у одного из них я не видел выражения недоверия. Наконец Рут внушительно прокашлялся.

– Как они ничего не будут знать, если мы покинем лагерь, Спартак? – озадаченно спросил он.

– Что бы сделал ты, Рут, если твой враг вдруг начал уходить из-под твоего носа? – ответил вопросом на вопрос я.

Рут растерянно пожал плечами.

– Как что? Наверное, попытался бы его догнать, – предположил он.

– Римляне поступят точно так же! Мы заставим их действовать неподготовленно, опрометчиво, тогда как сами будем готовы к осаде! – выпалил я.

– Но мы ведь покинем лагерь, – не унимался гопломах.

– Покинем, – согласился я. – Но это не значит, что лагерь будет пустовать…

– Постой, Спартак, ты хочешь отдать лагерь невольникам с латифундий? – глаза Тирна округлились.

– Наберись терпения, ты все узнаешь. Одно могу сказать точно, братья, если не сделать то, о чем я сейчас скажу, наши усилия пойдут прахом, а жертвы окажутся напрасными.

Мои военачальники переглянулись.

– Продолжай, мёоезиец! – выдавил Лукор.

Я хлопнул в ладоши, призывая военачальников вернуться к карте.

– К рассвету разбейте войско на отдельные вексилляции от тридцати до пятидесяти человек, назначьте командующих! Утром каждая из таких групп выдвинется в римские латифундии, которые я обозначу на карте…

Распоряжения были отданы. Совет, который с самого начала складывался непросто, закончился. Теперь моя безумная идея казалась все более реальной. Глаза моих военачальников загорелись озорным блеском. Пусть гладиаторы покидали мою палатку, толком не понимая конечной цели нашего плана и его сути, но они прониклись главной идеей моего послания. Уже завтра апулийские невольники должны быть освобождены из плена римских господ. Что же, осталось посмотреть, что из всего этого выйдет. Признаться, я сам не понимал свою задумку до конца. Порой самый крупный пожар мог начаться со случайной искры.

* * *

До рассвета оставалось несколько часов, а я не находил себе места и десятки раз прокручивал в голове свой план, выискивая в нем недочеты и несостыковки. В лагере кипели приготовления, полководцы собирали вексилляции, искали командиров. У меня не оставалось сомнений, что все будет сделано в срок и на рассвете мы покинем лагерь. Военачальники успешно справлялись без меня. Я же понимал, что извожу себя и трачу попросту силы, поэтому очень скоро решил прогуляться за стены лагеря, вызвавшись проверить наши охотничьи силки, которые гладиаторы ставили на зайцев, водившихся в этих краях. Стоило проветриться, освежить голову и снять с себя напряжение. Я не хотел чувствовать себя разбитым на момент выступления к латифундиям и планировал возглавить одну из вексилляций лично. За мной увязался Рут, он заверил, что разбирается в охоте и давно хотел сходить за силками, но не имел такой возможности прежде. Избавиться от навязчивого гопломаха не получилось, после долгих пререканий мы вышли из ворот лагеря вместе.

Очень скоро я не пожалел, что взял Рута с собой. Гопломах, в отличие от меня, оказался удачливым охотником и знал, с какой стороны зайти на зайца, чтобы не упустить. Искусству охоты гладиатор с удовольствием учил меня. Удалось отвлечься от разрывающих голову мыслей, я с интересом охотился, по наводке Рута искал расставленные гладиаторами силки. Время пролетело незаметно, за час мы нашли порядка пятнадцати ловушек, из которых достали с дюжину тушек зайцев, а еще одного подстрелили в миле от нашего лагеря. К моему стыду, единственный найденный мной силок оказался пуст. Ушастый каким-то чудом удрал.

Собрав тушки, Рут заявил, что сойдет с ума от голода и не дойдет обратно в лагерь. Мы натаскали дров, развели костер на лесной опушке, Рут вызвался подготовить зайца и принялся его свежевать. После заяц был насажен на клинок и вращался на импровизированном вертеле над углями. Гопломах то и дело поворачивал меч, опасаясь, что пламя подпалит мясо. Он косился на меня исподлобья, будто бы не решаясь завести разговор. Я знал, что слова Рута о желании перекусить прежде, чем мы вернемся в лагерь, были поводом завести разговор. Поводом к разговору было само желание гопломаха выйти со мной за пределы лагеря в эту ночь. Он искал моей компании, но почему-то не мог напрямую заявить о том, что у него есть ко мне разговор. Мои ноздри уже чувствовали приятный аромат тмина. Заурчало в животе, рот наполнился слюной. В последний раз мне удалось полноценно поесть в лагере, утром прошлого дня. Если трапеза была предлогом для нашего разговора, почему нет?

Костер разгорался. Язычки пламени лизали щепки, перекидывались на бревна, подымались все выше к спате, на лезвие которой была нанизана тушка крупного зайца, гопломах помешивал угли.