же самом тире приходилось стрелять в условиях дичайшего задымления или кислородного голодания, под какофонию виртуальных или реальных взрывов, взвалив на плечо товарища или загибаясь от боли, вызванной попаданиями вполне реальных пуль в бронежилет! А садисты-инструктора, заставляющие пахать, как рабу на галерах, в состоянии прогрессирующей усталости, контролировали результаты, наказывали за любую ошибку, постоянно «поджимали» нормативы и достаточно регулярно «радовали» показом учебных пособий, предельно ярко визуализирующих войну и ее последствия.

Нет, я не роптал, так как познакомился с аналогичной методикой психологической подготовки к реальным боевым действиям еще в далеком детстве и иногда мысленно цитировал одну из любимейших поговорок отца: «Если работаешь против ножа, будь готов быть порезанным, если участвуешь в войне, то будь готов к тому, что можешь быть ранен или убит…» Просто здорово уставал от постоянного напряжения. Ведь о свободном времени можно было только мечтать: если мою тушку обычно грузили в специально оборудованных помещениях, то мозги всегда и везде, присылая вопросы по уже изученному материалу на экран «Атаки» даже во время учебно-тренировочных штурмов зданий, ночных полетов на вингсьюте и погружений. Причем с каждым следующим днем требования к скорости и точности ответов становились все злее и злее, а удары тока, которыми «радовал» тактический комплекс при каждой ошибке — все болезненнее и болезненнее. Впрочем, недремлющие «контролеры» знали свое дело более чем хорошо, поэтому прогрессировал я семимильными шагами. Особенно в тех областях знаний и умений, которые когда-то осваивал под руководством отца.

Правда, радоваться успехам получалось крайне редко. Скажем, о том, что удалось реализовать мечту детства и научиться прыгать на «крыле», я задумался во время одного из редких «просветлений» и, заодно, сообразил, что уже летаю на вингсьюте. А скачок веса, поставивший крест на надеждах завоевать чемпионский пояс в полутяжелом весе, я вообще не заметил — узнал об этом во время еженедельного обследования. От Афины, расстроенной потерей «таких перспектив». И почти не удивился. Ведь мой безумный организм, вынужденный выживать в новых условиях, старательно подбирал оптимальные варианты адаптации к воистину безумным нагрузкам. Поэтому параллельно со скоростью реакции, координацией движений и выносливости поднимал силу. В том числе и за счет мышечной массы. Только легче, увы, не становилось — датчики все той же «Атаки», отслеживающие мое состояние круглые сутки, в режиме реального времени передавали данные садистам в белых халатах, а те радостно корректировали имеющиеся планы и доводили ценные указания до Варнака или тех инструкторов, которые меня терзали. В общем, до жилого блока я доползал в состоянии полного нестояния и, бывало, вырубался не на кровати, а в джакузи. Или вообще на коврике в прихожей. Чтобы через миг по субъективному времени прийти в сознание от вибрации будильника или извещения об учебно-боевой тревоге, вскочить на ноги и, навестив санузел, рвануть туда, куда вел полученный трекер.

С такой сумасшедшей нагрузкой вспоминать о гибели девчонок, задыхаться от ненависти к Разумовской и скучать о Таньке Голиковой, Большом Спорте и той жизни, которая осталась где-то далеко-далеко, получалось крайне редко. Хотя нет, не так — я вспоминал прошлое почти каждый вечер. Просто очень недолго, так как слишком быстро вырубался от запредельной усталости. Зато иногда видел сны, в которых Настя, Джинг, Эрика и Дина были живы, и потом ходил сам не свой. До тех пор, пока не получал очередное задание, качественно вышибающее из головы любые «посторонние» мысли.

Почти уверен, что третий и последующие месяцы службы прошли бы в таком же режиме, если бы не сообщение с требованием срочно явиться к командиру «Яровита», прилетевшее на «Амик» Варнака ближе к середине восемнадцатого повторения упражнения два-девять-четыре и убившее надежду сравнять счет с первым отделением нашего же взвода. В принципе можно было радоваться и текущему результату, ведь еще в начале мая мы сливали парням в среднем по восемь боестолкновений из каждых десяти, а до середины апреля не побеждали вообще. Ведь наши соперники были старичками — опытными, битыми жизнью волчарами, прошедшими огонь, воду и медные трубы — а нам до их кондиций было еще далеко. Впрочем, по мере моего врастания в отделение пропасть в уровне подготовки постепенно уменьшалась.

Нет, ничего сверхъестественного я, естественно, не показывал. Более того, в упражнениях на скрытое проникновение на охраняемые объекты до сих пор чувствовал себя балластом из-за того, что не хватало практических навыков работы с электроникой и вспомогательным оборудованием. Зато в штурмах, во время которых от бойцов основной группы требовались скорость реакции, внимательность, расчетливость и непредсказуемость в ближнем бою, без особого труда уделывал даже ветеранов. Поэтому регулярно работал в первой штурмовой двойке на пару с Робокопом и как-то раз умудрился вынести всех защитников здания в одно рыло!

В этот раз от вожделенной ничьи нас отделяло всего две победы. Вернее, полторы, так как в текущем заходе пять из восьми условных террористов уже пали смертью храбрых, а у нас было всего трое «трехсотых». Увы, с уходом Варнака, командовавшего группой поддержки, госпожа Удача повернулась к нам задницей. Сначала Триггер, исполнявший обязанности снайпера, зевнул маневр сразу двух противников, и эта парочка взяла в ножи Кречета и Флюгера. Потом Робокоп проворонил появление все той же двойки у нас в тылу, поймал два маркера в затылок и условно умер, а я, наглухо положив одного и тяжело ранив другого, лоханулся с направлением перемещения и напоролся на растяжку. И пусть Витязь все-таки умудрился свести бой к ничье, на исходный рубеж мы выходили под разочарованные стоны «своих» и довольные хохотки «чужих».

Пока операторы нашего блока универсального тактического тренажера «Город» меняли внутреннюю планировку здания, формировали очередную учебно-боевую задачу и придумывали новые стресс-раздражители, командир первого отделения проводил разбор полетов, демонстрируя ляпы каждого из участников боестолкновения на большом экране «предбанника» и крайне едко подкалывал особо выдающихся тактиков и стратегов. Как водится, досталось и мне:

— Раздор, вот тут, в помещении четыре-четырнадцать, стояло трюмо с полуоткрытой дверцей. Расстрелял ты его, конечно, лихо, но, тем самым, лишил себя и Робокопа возможности увидеть в отражении во-о-от этой части стекла маневры Шерхана и Мачете, чуть было вас не положивших. А перед дверью в четыре-семнадцать сбавил темп из-за…

Продолжение объяснений я, каюсь, не услышал, так как в этот момент завибрировали «Амики» у всего нашего отделения, и мы, вчитавшись в прилетевшие сообщения, бросились в раздевалку, на ходу снимая с себя симуляционную амуницию и избавляясь от разгрузок. Добравшись до своих шкафов, скинули комбезы, изгвазданные краской, убили пять минут на визит в душевую, в темпе высушились и оделись, похватали штатное оружие, вылетели в коридор и рванули в сторону штабного лифта.

Как и в любой другой будний день, праздношатающихся в подземном городе практически не было, так что восемьсот тридцать шесть метров, отделяющие нас от промежуточной цели, мы пробежали минуты за три, затем ввосьмером вломились в кабинку, оказавшуюся на нашем этаже, и прокатились на самый верхний. А там привели себя в порядок, переглянулись и вошли в кабинет к Валету.

Сотрясать воздух докладами типа «Господин майор, второе отделение второго взвода по вашему приказанию прибыло!» в «Яровите» было не принято, строиться не по делу — тоже, поэтому мы быстренько расселись по ближайшим креслам и превратились в слух.

Командир, до этого момента сидевший за столом, вдруг встал, подошел к фальшь-окну, несколько секунд бездумно пялился на сплошную стену из деревьев, затем развернулся на месте, сел на подоконник и непонятно, с чего, уставился на меня:

— Вылетаете в Москву. Всем отделением. Борт будет на взлетке через двадцать три минуты. Маскировка по варианту два-четыре. Боевую задачу доведет Варнак. Документы выдаст он же. Вопросы?

Не знаю, как у других, а у меня их хватало. Да, за два с половиной месяца службы я научился очень и очень многому. Но на фоне любого ветерана «Яровита» выглядел, мягко выражаясь, так себе. Следовательно, был не лучшим кандидатом на участие в боевой операции. Тем более проводимой на территории столицы, что, по определению, должно было автоматически отсеивать всякого рода недоучек. Кроме того, здорово смущало отсутствие каких-либо знаний по упомянутым вариантам маскировки, охренение, читающееся в глазах Варнака, и много чего еще. Но парни молчали, так что промолчал и я. А через считанные секунды вынесся в приемную следом за командиром отделения, еще раз проехался в лифте и вскоре оказался на своем этаже, который делил с Робокопом. Где и получил краткие инструкции по форме одежды, требующейся для