граничащая. Потому что воспитание все же отличное и характер великодушный. С пеленок известно как встать, где сесть, что сказать, как протянуть руку — к пожатию или поцелую, когда надерзить, а когда блеснуть рафинированной, церемонной вежливостью — от этого легкость, естественность. А если совсем недавно выучила, как экзаменационный билет, не только правила поведения в обществе, — это-то совсем просто, но главное — где и какие отступления от них возможны и приняты, а это и составляет особый шик? Если не запомнила и половины проглоченных деликатесов, не говоря уже о марках вин и парфюмерных фирмах, в которых тут всякая «мадмуазель» из хорошей семьи разбирается так же лихо, как школьница французской спец. школы в съездах КПСС… Да разве сразу вспомнишь все! Рассеянность, забывчивость, самоуглубленность — спасительные ширмы, за которые удобно прятаться перенесшей тяжелые испытания девушке.

— Что бы тебе ни пришлось увидеть, — потрясающее или удивившее, что бы ни услышала — не разевай изумленно рот. Смотри в сторону, сделай каменное лицо и читай про себя «Отче наш» или что там тебе привычней, наставлял Викторию перед отъездом Артур. — А если не знаешь, как прореагировать на какую-нибудь реплику, равнодушно заметь «Чепуха. Чертовская дребедень!» Антонию этот маневр часто спасал от философствующих умников или пошляков. Главное — это интонация — свысока, снисходительно, и в то же время — игриво — «Че-пуха!» И отходи подальше.

Виктория вернулась к реальности уже накрытого стола под воздействием соблазнительных ароматов. Перед ней стояло прямоугольное серебряное блюдо с закуской. Натюрморт зеленого и красного со штрихами лиловых листиков и прозрачными полукружьями лимонных долек. Вилка с двумя длинными острыми зубцами хищно впилась в один из трех рулетов, возлежащих в центре композиции. Все ясно: поддевай кусочек и к себе на тарелку. Рассматривать не обязательно, главное правильно откромсать маленький ломтик — и в рот. Неплохо прихватить для букета и предлагаемый гарнир.

— Это Carpaccio в огуречных рулетах. Свежее говяжье филе, хорошо отбитое и приправленное пряностями, — объяснила мимоходом Алиса, делая вид, что не замечает недовольную гримасу почувствовавшей во рту сырое мясо Виктории.

— Поднимает гемоглобин и улучшает тонус. Ты же всегда предпочитала что-нибудь остренькое и с кровью, — издевательски добавил Артур, расправляясь с салатом, в котором мелькали розовые ломтики крупных креветок, а сверху горка икры форели светилась рубинами мелких прозрачных шариков.

— Это оригинальный вариант, видимо изобретение местных кулинаров. Смотри — прозрачные длинные полоски, срезанные специальным ножом с очень длинного огурца, а в них завернуты пласты нежнейшего филе, приправленные лимонным соком, красным вином и мелко рубленной зеленью. Но главное листики майорана и мяты. Придают пикантный привкус. Пожалуй, я попробую у тебя один кусочек, моя дыня не слишком питательна. — Алиса положила на свою тарелку пестрый ролик Carpaccio, и с видимым удовольствием его отведала.

— По-моему, это не так уж плохо, — поддержала Виктория.

— Ты всегда во многом разделяла вкусы мадам Алисы, особенно в мясных блюдах, — с подтекстом добавил Артур, нанизывая креветку.

— Чепуха. Теперь мне больше нравится рыба и хорошо прожаренные отбивные. А на десерт — банальные фрукты. — Виктория сложила на тарелке вилку и нож, откинулась в кресле и бросила на колени смятую салфетку в знак того, что с закуской покончено.

Десерт удовлетворил её со всей очевидностью, хотя на лице не выражалось ничего, кроме утомления. На палевой тарелке с бронзово-черными мраморными полями возвышалось изделие, способное украсить витрину художественного салона. Треугольные сахарно-красные ломтики, хитро уложенные торчащим веером, с трудом напоминали арбуз. Ведь не бывает же арбуза без косточек, да ещё вырезанного столь точными геометрическими фигурами. В композиции с россыпью свежей малины, покрытой инеем сахарной пудры, арбузные дольки казались неестественно привлекательными. «И почему-то очень вкусно. В бедных странах Восточной Европы считают, что если на Западе еда и выглядит аппетитно, то абсолютно несъедобная бутафория. Химикаты и рыночная экономика, способные лишь на обманчивую витрину».

— Ну, во-первых, в ресторанах такого класса никогда не рискнут использовать дешевые, а значит — угрожающие желудку клиента продукты. Наверняка они закупают эти ягоды на какой-то известной им ферме, за качеством продукции которой внимательно следят. Честь фирмы требует настоящей, отеческой заботы о клиенте, как бы взыскателен он ни был, приглушив почему-то голос, объяснила Алиса. — К тому же секрет этого десерта — в соусе, которым полит арбуз и ягоды. Насколько я понимаю перетертая с «кампари» и ананасовым соком малина. С ним и ароматнее, и вкуснее. Ведь это так просто, детка. Надо лишь захотеть доставить кому-то удовольствие.

— Точнее, заработать деньги. Даже те, кто не читал Маркса, знают, что труд должен оплачиваться, производство — давать прибыль. А производство удовольствий — самый прибыльный труд, — внятно и коротко, специально для Виктории, перемежая предложения глотками черного кофе, изрек Шнайдер.

— Вот этим я завтра впрямую и займусь, — сказала Виктория. Хотя мысль о том, что за участие в часовой демонстрации коллекции этого аукциона на мой личный счет поступит сумма, равная годовому доходу советского служащего, кажется все же странной.

— Моя дочь после травмы стала необычно вдумчивой. Ничего, будем трактовать этот факт как элемент взрослеющего сознания. — Алиса потрепала Викторию по плечу и ободряюще заглянула в светлые глаза, не умеющие ещё скрывать притаившийся страх.

…Сборы к приему в замке оказались чрезвычайно волнующими. «Первый бал» Виктории означал для изображаемого ею персонажа лишь заурядное, слегка утомительное событие. А перепуганная и взъерошенная как воробей девушка, не видевшая в своей жизни ничего лучшего новогоднего вечера в театре оперетты, должна была производить впечатление искушенной в такого рода мероприятиях «львицы».

Алиса заранее продумала ход, должный, по её мнению, поддержать иллюзию: она прихватила вечерний туалет и драгоценности Тони, именно то, шикарно шуршащее платье из расшитой золотом изумрудно-зеленой парчи, которое было преподнесено Антонии Браун фирмой Сен Лоран после демонстрации коллекции «Ренессанс». Плотный лиф, сплошь затканный золотом и расшитый стразами с чуть завышенной талией, пышными буфами совершенно «исторических» рукавов и шлейфом нежного шелка, струящегося из-под лопаток. В этом царственном туалете Тони была запечатлена на обложке «Фигаро», рассеянно взирающая куда-то мимо объектива широко распахнутыми, ждущими глазами. В смоляной чаще поднятых к затылку волос искрился яркий изумруд, окаймленный алмазами с грушевидной жемчужиной, прикрепленной на тончайшей пружинке. При малейшем повороте головы жемчуг вздрагивал, подобно капле росы, скатывающейся с мочки уха. Известный парижский ювелир оплатил фирме «Ариус» за рекламу своего изделия, а Остин тайно выкупил и подарил эти серьги дочери: он любил маленькие сюрпризы.

Теперь все это шуршало и переливалось на Виктории, повергнув её в столбняковый ужас. Она не слышала голоса Алисы, завороженная тем, что