Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вороненок» весьма некультурно ткнул в мои ребра локтем, но тут же принял беззаботный вид. И насвистывать начал.
Старший отряда грозно сдвинул брови и стал выглядеть… еще тупее. Пошлепал губами, собираясь поразить меня своим отсутствующим интеллектом, но сдался под напором обстоятельств.
— И какой у нас план? — обратился он к моей макушке.
Я искренне удивилась размахом подготовки. Надеюсь, господа полисмены не рассчитывают, что задержание буду производить я? Хотелось бы оставить в наших взаимоотношениях нотку шовинизма.
— Цвейт сказал, вы знаете куда идти, — проворчал «вороненок», глядя на мою перекошенную удивлением физиономию.
Люблю нашу полисмецию за особую способность выезжать на других. Главреду пришлось раскошелиться на целых пять золотых за план дома маркиза. Продажные люди есть везде, просто нужно уметь с ними находить общий язык посредствам звонкой монеты. Цена изначально была выше в шесть раз, но Ганса закалили бесконечные требования дочерей и торговаться он умел как дьявол (часто оппоненты еще должны оставались).
Из дамского ридикюля на свет появились: блокнот и ручка, пистоль, два ножа, кастет, веревка, наручники (а вдруг у полисменов своих не хватит), пудреница, помада и набор отмычек. Все это аккуратно было сложено в руки «вороненка». Отряд захвата подозрительно притих.
— Что? — я вздернула бровь. — Никогда в нежном возрасте в конструктор не играли?
Старший отряда, завороженно смотрящий на маленькую дамскую сумочку, удивленно крякнул. Любая уважающая себя девушка должна уметь впихнуть не впихуемое. А вдруг война, а ты не подготовлена. Или еще хуже — идеал мужчины, а губы-то не накрашены.
План был извлечен с неуместным триумфом. По-моему, пять золотых за эту абстракцию… выданы, кажется, из жалости к убогости слуги.
Старший отряда посмотрел на лист, потом на здание, затем снова на бумагу. Его «да вы издеваетесь!» повисло в воздухе.
— Там есть крестик, — невинно похлопала глазами.
Мужчина не разделял моего оптимизма.
— Да уж. Теперь осталось понять, как к нему добраться. Это вот что? Туалет? Кухня? Коридор? Что вообще тут за несуразные кривые линии?!
— А давайте штурмом? — внес предложение самый идейный из полисменов.
Я покосилась на десять человек. Пока мы таким составом будем лазить по этой махине, маркиз успеет не только от улик избавиться, но и девочку съесть, чтобы следов не осталось.
Следующий раз Ганс пускай сам развлекается в компании этих доблестных болванов. В редакции имеющих крупицу магии и способных активировать фотографический амулет всего трое: я, главред и собственно сам Раш. Вот такое мое невезение.
— Святушки-матушки, а давайте подумаем головой. Это же не страшно и не больно. Света в окнах нет. Не развлекаются же они на ощупь. Следовательно, нам надо…
Полисмены нахмурились, зачесали затылки. С непривычки трудно сразу раскочегарить свои три извилины.
— В подвал? — неуверенно произнес «вороненок».
— Молодец, потом конфетку получишь.
— Штурмуем? — радостно спросил другой идейно одаренный.
Я прикрыла глаза. Теперь-то все стало понятно. Эту замечательную группу слепили из провинившихся. Как бы ни хотел обер-офицер приобрести грамоту «за противодействие распространению наркотического средства», рисковать хорошими сотрудниками, которые в случае провала операции, благодаря влиянию маркиза полетят пинком под зад из полисмеции, не стал. В результате я с кучкой нетрадиционно мыслящих оказалась в затруднительной ситуации. Ганс меня живьем без хлеба съест, если не принесу ему обещанную сенсацию. Он же мысленно подсчитал выручку от тиража и купил дочерям по платью.
Зачесалась правая ягодица, на которой в день Льетта расцвела черная роза. Теперь все непростые ситуации я чувствую попой.
— Угу, штурмуем. Тихо и незаметно. За мной по одному на абордаж!
Кажется, мою тонкую иронию не поняли, но послушно пошлепали к черному входу для слуг. У неприметной железной двери опять образовался митинг. «Вороненок» в очередной раз доказал, что в помощниках у обер-полицейского он будет ходить долго, взял и подергал ручку. Какая неожиданность, закрытая дверь. Группа захвата с предвкушающими выражениями на лицах уставилась на меня. Вопрос «выбиваем?» повис в воздухе.
— Святушки-матушки, — прошипела себе под нос, выуживая из ридикюля набор отмычек, — дайте мне крепких нервов. А то убивать уж очень хочется.
Хорошо, когда в доме слуги тщательно выполняют свои обязанности. Не скрипнула ни дверь, ни половицы в коридоре. Правда, один из доблестных полисменов запнулся о тонкий палас, и чудом не сшиб тумбу с инсталляцией из серебряной посуды.
Вход в подвал в любом нормальном доме (хотя о чем это я) располагается в кухне. Вотчина кастрюль и сковородок нас встретила неожиданностью. Пожилой мужчина, в длинной белой ночной сорочке и колпаке, держал в одной руке свечу, а в другой палку колбасы, уже порядком надкусанную. Он в немом изумлении таращился на нас, а мы на него. Моя рука нащупала половник, но бить пожилого человека…
— Вы кто? — синхронно спросил мужчина и старший группы.
— Полисмеция! — «вороненок» гордо явил миру жетон. Новенький, еще блестщий. Явно не часто извлекаемый из кармана. — Где маркиз?
— А-а-а, так вы за наркошей? Не за фамильной парюрой фон Карса? — тут же успокоился мужчина и откусил колбасу. — В подвале с дружками развлекается. Последние деньги спускает на дурь и девок. Бедная-бедная моя покойная госпожа.
— И где вход? — прервал стенания тактичный старший отряда.
На следующий день газета «Нет тайнам» была распродана еще до наступления обеда. На первой странице с огромного снимка мрачно взирал на покупателей маркиз фон Карс закованный в кандалы, ныне банкрот и арестованный за употребление порошка забвения. На заднем фоне старый дворецкий все в том же ночном одеянии счастливо прижимал к груди палку колбасы.
* * *
— Кларисса, дорогая, присядь, — маменька недовольно покосилась на мой брючный костюм насыщенного лавандового цвета, но комментировать не стала. Заела непристойный вид дочери большим куском пирожного. — Ты помнишь, что на следующей неделе королевский бал?
Я закатила глаза:
— Мама, мой ум все еще при мне не смотря на штаны. Конечно, помню.
— Может и платье есть? — Ванесса фон Клей не желала сдавать в убежденности безголовости дочери.
— Угу, — я спрятала улыбку за чашкой, — если подняться на второй этаж и открыть третью дверь по левой стороне… попадешь в гардеробную. Там платьев балов на сорок точно.
— Что?! — мама в притворном ужасе схватилась за сердце. Справа. Потом опомнилась и переместила руку левее. — Это же королевский бал! Ты не посмеешь надеть старое платье!
— Скажешь тоже, старое. — Я послала горничной Румии благодарный взгляд за своевременно подлитый чай. — Да я больше половины из них всего по разу предъявляла свету. Не беспокойся, надену жаккардовое. В нем лиф новой тканью перетягивали.