Шрифт:
Интервал:
Закладка:
АФИНА равнодушно поднимает край туники, ПАРИС и ГЕРМЕС наклоняются.
ПАРИС. Всё, можете…Нормально всё.
АФИНА кивает и начинает одевается.
ГЕРМЕС. Да, очень хорошо. Но вот у лапочки фактурно! А Геру я в такой анфас не видел.
ГЕРМЕС шлёт АФРОДИТЕ поцелуй, АФРОДИТА пьет из бутыли, ее конец направляя в его сторону. ГЕРМЕС подходит к ней и мнет плечи и шею, ГЕРА свистит, ГЕРМЕС мнёт плечи и шею ей.
ГЕРА. И голову! И шею! И воротниковую, где соли отложенья. О, да, сильнее, ну, сильней! Бей как мужчина, что ты, титьку мало ел?
ГЕРМЕС колотит ребрами ладоней. АФИНА, одевшись, садится на место.
ГЕРМЕС бежит к ПАРИСУ и массирует ему плечи как боксеру в перерыве поединка.
ГЕРМЕС (возбужденно). Ну что, пастух, каков вердикт?
ПАРИС. Я не могу. Не знаю. Не понятно!
ГЕРА. Что тянем неизбежное! Чего тебе, презренный, надобно от нас?
ПАРИС. Прошу вас, ни в кого не превращайте.
ГЕРМЕС отходит в сторону и начинает фехтовку керикионом с воображаемым врагом.
АФИНА. В виду она имеет, чем могли б тебя мы одарить? Вот я могла бы мудрости…
ПАРИС. Не, это мне не надо.
АФИНА. Дай договорю. Мудрости и воинскую славу. Такую, что весь мир бояться станет.
ПАРИС. Не надо тоже. Вот Гектор, сын царя. И днём, и ночью парится в ученьях, доспехов не снимая, беготня, ударов отработка, и окопов он вырыл, уж наверно, тыщу оргий, а я гоняю скот и не тужу. А он — что асуанский каторжанин.
ГЕРМЕС (повернувшись к Парису, с удивлением). А ты чего порыть не хочешь оргий? Вот я их рыть готов и дни, и ночи, сейчас бы мог я парочку порыть!
Богини смеются.
АФИНА. Иди ж ты, полисемия какая!
АФРОДИТА. Еще один эпитет?
АФИНА. Нет, риторики фигура, ораторский приём.
ГЕРМЕС (обиженно). Я более чем честен здесь и в части оргий, и ораторских фигур. А вы смеётесь!
ГЕРА. Всё, не паясничай.
ГЕРМЕС пожимает плечами и продолжает упражняться с керикионом.
ГЕРА (Парису). Я дам тебе к богатству много власти. Над овцами, над смертными — решай, кем управлять хотел бы ты разумно.
ПАРИС. Нет, не хочу. Вот царь Лаомедонт, что правил до Приама Илионом, так сколько ему выдалось хлопот! То стену строй, то чудище корми своими и чужими дочерьми, а то герой не ценит вероломства и ввергнуть тщится город в прах и тлен. Такой я долей вовсе не прельщен.
АФРОДИТА. Жену тебе, прекраснейшую бабу. Любую ты, конечно, выбирай, но так скажу — красивей нет Елены, которой муж спартанец Менелай.
ПАРИС. К любви я очень чуток. Уговор!
ПАРИС отдает АФРОДИТЕ яблоко, АФИНА ногой отшвыривает банку, ГЕРА плюёт.
ГЕРМЕС (медленно хлопает в ладоши). Разумно, молодец.
ГЕРА. Так, всё, тебе конец!
ПАРИС (пожимает плечами). Я смертный, это неизбежно.
АФИНА. Оружие уже в утробе крепнет!
АФРОДИТА. Не бойся, мой питомец, всё случится. Лицо своё умытое подсунь Елене, а я там рядом буду, на подмоге.
ПАРИС. И только-то? Спасибо! А можно, чтобы умер я тогда пораньше всех? Едва моё окончится везенье.
АФРОДИТА. Устроим и такое, чтоб не видел ахейцев ты разнузданных утех ни с матерью твоей и ни с сестрою.
ПАРИС. Я сирота.
АФРОДИТА. Так то — пока! Ты будешь счастлив парочку недель — зато по-настоящему, как боги, не знающие мрака и зимы.
ПАРИС (мечтательно). Как здорово!
АФИНА. Проваливай, отродье жалких смертных.
ГЕРМЕС. Верну его назад. Тебя куда? На праздник или к овцам?
ПАРИС. До Трои, если можно, раз я принц — пора бы им признать моё сыновство.
ГЕРМЕС раскрывает мешок, ПАРИС залезает внутрь, ГЕРМЕС выволакивает мешок прочь.
АФИНА (вслед). Овцу свою возьмите! Будет тут смердеть.
АФРОДИТА (прислоняет яблоко к лицу, слушает запах). Палёных кож я слышу аромат.
При беседе ГЕРЫ с АФИНОЙ АФРОДИТА любуется на яблоко и играет с ним.
АФИНА. Раз так, пойду горгону чистить. Чтоб сияла.
ГЕРА. А я узнаю, за кого мой промыслитель — муж, и буду их дотла уничтожать. (Обращается к кроне дерева, повелительно.) В Аид лети, скажи, чтоб асфоделей побольше высадили, в вечной пустоте пусть будет радость жертвам Илиады. За что так любишь ты войну, Афина?
АФИНА поднимает окровавленного ягненка с земли.
АФИНА (разглядывает ягненка, держа как младенца). Не мил мне даже юный образ смертных, проказников, сереющих лицом, но в страсти битвы лики их светлеют, отслаивая души в Пантеон, и в тишине оборванного пульса я чувствую великую печаль от дрожи склер, трепещущих так грустно, роднящих меня с тем, кого не жаль.
ГЕРА. Не думала, что ты сентиментальна. Расплачься над гоплитами ещё! (Берёт у Афины ягненка, двигая его лапами и головой.) Нет, я люблю войну за то, что в зеркале её — актёрской, правда, рожей, — но вроде отражается похоже Героя ярко — алое зерно: золою воинской оно закалено и делается горьким, охмелелым, как мятный элевсинский кикеон, танатонеоборным обращая любого, кто покорно посвящает свой верный дух до сумерек времён и гимнам, и величию знамён.
АФИНА. Я шутку сочинила, пусть она разбавит нам досаду пораженья. (Выразительно, с ударением на "гер".) Как не изгнать Гермеса Трисмегиста из псевдоэпистимий, точно так от герпеса не скрыться, да и от вестника богов не улизнуть — отыщет себе путь он в самый герметичный из домов: Гермеса ты за дверь — уж щемится в окно!
ГЕРА (хохочет). Расскажем всем подряд её пойдём!
АФИНА и ГЕРА уходят, бросив АФРОДИТЕ под ноги ягненка. АФРОДИТА допивает из бокала.
АФРОДИТА (с наслаждением). О, мёд Загрея спелый! (Ветвям дерева.) Эросик, ты спустись и отыщи для мамочки её Гефеста — мужа, скажи, пора домой. Там нам очень нужно раскочегарить кой-чего: мне ложе брачное, а ему — меха кузнечные. (Грозит указательным пальцем.) Стрелять в богов тебе не разрешаю.
Ветви дерева шуршат.
АФРОДИТА (разглядывает ягненка, не поднимая его). И нечего куситься на святое, а то, ишь, Елена Прекрасная, "Афродите подобная". Вот и посиди. И эти тоже, думают, я дура…(Начинает не спеша есть яблоко "Прекраснейшей".) И даже смеют говорить: "Ой, Афродита, не смотри на сфагион, как режут жертву, станет тебе плохо!". (Грозно.) Да кровь — моя одежда! Всё в мире полыхает в мою честь! Любовью и войной, и только, лишаем
