— Она вырастет такой же змеей, как ее мать, и всех нас погубит.

— Она слишком похожа на нее.

— Я уже видела, как она строит глазки молодым слугам и даже Касиму, собственному брату.

Наконец, слишком ослабев, чтобы сопротивляться, и слишком убитый горем, чтобы смотреть в лицо любимой дочери, тем более что Мириам была копией Лейлы, вплоть до мягкого изгиба густых ресниц, Абдулла поддался требованиям Римы и решил отослать Мириам к Сулейману, одному из своих братьев, богатому торговцу тканями в Марракеше.

Девочка плакала, когда экипаж выезжал из ворот дворца, оставляя позади единственный дом, который она знала. Впереди простирались пески пустыни, казавшиеся бесконечными. Унылые, но красивые холсты оранжевого с желтым переливались оттенками от темной ржавчины до бледной пахты. До города было три дня езды, и пока не показались стены древних укреплений, им встречались только шатры кочевников и торговые караваны, устало бредущие сквозь пустоту. Мириам уже начала задаваться вопросом, доберутся ли они когда-нибудь до города. Существует ли он вообще, или это коварный план жен ее отца, чтобы избавиться от нее навек, оставить в пустыне, как преступников из стихов, которые ей читала мама?

Но вдруг она оказалась здесь, в этом муравейнике, где смешались красота и уродство, среди минаретов и трущоб, роскоши и нищеты, богачей и прокаженных.

«Вот он, конец света, — думал перепуганный ребенок, оглушенный шумом и стуком по стенам экипажа кулаков торговцев, пытавшихся продать фиги, кумин или уродливых деревянных кукол. — Эта толпа меня убьет».

Но Мириам выжила. Двадцать минут спустя она уже сидела в одной из многочисленных комнат богатого дома дяди, расположенного недалеко от базара, и пила свой любимый сладкий чай с мятой, а ее руки и ноги мыли в розовой воде.

Наконец в комнату ввалился маленький круглый человечек с самым зычным и громким голосом, который Мириам когда-либо слышала. Улыбаясь, он подхватил ее на руки и принялся осыпать поцелуями.

— Добро пожаловать, дорогая девочка! — гремел он. — Дочь Абдуллы? Так-так-так. Добро пожаловать, роза пустыни! Добро пожаловать, и желаю тебе процветания и благополучия в моем скромном доме.

На самом деле дом дяди Сулеймана трудно было назвать скромным. Хоть и меньше, чем отцовский дворец, он был настоящей пещерой Али-Бабы в смысле богатства, красоты и утонченности. Дела Сулеймана шли прекрасно. И Мириам действительно блаженствовала здесь. Холостой и бездетный дядя был очень благодарен старшему брату Абдулле за столь бесценный дар. Если только это было возможно, он любил Мириам больше ее настоящих родителей, только любовь эта приняла другие формы. В то время как Абдулла и Лейла защищали дочь от опасностей внешнего мира, Сулейман поощрял стремление Мириам наслаждаться его прелестями. Конечно, она никогда не покидала дом без сопровождения. Стража следовала за ней повсюду. Но под их внимательными взорами она свободно бродила по красочным бурлящим переулкам базара. Здесь запахи, звуки и зрелища, о которых она читала в книгах, таинственным образом оживали. Марракеш был восхитительным впечатлением в полном смысле этого слова. Живой, дышащий, пульсирующий город, наполнявший безмятежную душу Мириам волнением, любопытством и своеобразным голодом.

Она росла, становясь с каждым годом все прекраснее, и так же росла ее любовь к городу, усиливаясь до такой степени, что даже предложение провести несколько недель на побережье вызывало у нее нетерпеливое раздражение.

— Но почему мы должны ехать, дядя?

Сулейман рассмеялся раскатисто и добродушно:

— Ты так расстраиваешься, дорогая, словно тебя ждет наказание. Эссауира прекрасна, и кроме того, никто не хочет оставаться в Марракеше в разгар лета.

— Я хочу.

— Вздор. Жара просто невыносима.

— Я могу ее вынести, дядя. Только не заставляй меня уезжать. Умоляю. Я буду заниматься в два раза больше, если ты позволишь мне остаться.

— В два раза больше? Но ты вообще не хочешь заниматься! Ноль, помноженный на два, дает ноль!

Но Мириам всегда добивалась того, чего хотела, и дядя сдался. Он поедет к морю на две недели, а племянница останется с охраной и гувернанткой.

Позже Джибрил будет вспоминать это как момент, с которого началась его жизнь. И момент, когда она закончилась.

Шестнадцатилетний сын главного надсмотрщика Сулеймана Джибрил был счастливым, беспечным мальчишкой, без всяких забот и проблем. Симпатичный, с курчавыми каштановыми волосами и широкой улыбкой, он был еще и способным учеником и особенно преуспевал в математике. Отец питал тайные надежды на то, что Джибрил в один прекрасный день станет основателем собственной бизнес-империи. Почему нет? В Марокко приезжали деловые люди со всего мира, укреплялись торговые связи. Не то что в его время. Мальчик может иметь у своих ног целый мир, если захочет. Блестящее, многообещающее будущее, если пожелает.

Но и у Джибрила были свои тайные надежды. И ни одна из них не имела отношения к бизнесу. Все они роились вокруг необыкновенной, неотразимой, прелестной племянницы Сулеймана Мириам.

Впервые он увидел перепуганную десятилетнюю девчушку в тот день, когда она приехала в дом дяди. Тогда ему было тринадцать. Добрый, чувствительный к чужой боли мальчик взял Мириам под свое крыло. Они быстро подружились и играли вместе, проводя бесконечные счастливые часы на базаре и городских площадях, пока отец Джибрила и дядя Мириам трудились в конторе компании.

Джибрил не мог точно сказать, когда его чувства к Мириам начали меняться. Возможно, все началось после ее двенадцатого дня рождения, когда у нее появились груди. А может, причины были другие, более невинные. В любом случае на пятнадцатом году жизни Джибрил глубоко, безнадежно и одержимо влюбился в подругу своих детских игр. Что было бы самым чудесным событием на свете, если бы не одна, но непреодолимая проблема: Мириам не была влюблена в Джибрила.

Робкие намеки на чувства встречались взрывами смеха.

— Не глупи! — отмахивалась она и тянула его за руку, так что Джибрилу хотелось растаять от желания. — Ты мой брат. А кроме того, я никогда не выйду замуж.

Воспоминания о побеге матери и отчаянии отца по-прежнему преследовали ее. Счастливая независимость дяди Сулеймана казалась куда более безопасным и разумным выбором.

Джибрил рыдал от досады и отчаяния. Почему он всегда вел себя с ней, как брат? Почему не разглядел раньше, какая она богиня? И как теперь исправить положение?

И однажды это случилось — в то время, когда дядя Мириам уехал на побережье. Вернувшись в дом после утренних занятий, Джибрил увидел черный дым, вырывавшийся из окон. Нестерпимый жар чувствовался в сотнях ярдов.

— Что происходит?

Отец Джибрила, вымазанный сажей, выкашлял ответ:

— Пожар. Начался в кухне. В жизни не видел, чтобы пламя распространялось так быстро. Чудо еще, что мы всех оттуда вывели!