Дверь за ними громко захлопнулась.

* * *

На кладбище Мелких Богов, как правило, хоронили людей, не знающих, что с ними случится далее. Они ни во что особо не верили, не задумывались, существует ли жизнь после смерти, и частенько даже понятия не имели, что с ними в итоге приключилось. Они шагали по жизни в добродушной неопределенности, пока абсолютная определенность в конце концов не настигала их. Среди городских мест упокоения данное кладбище являлось эквивалентом ящика с пометкой «прочее». Тут хоронили людей, не ожидавших после смерти ничего особенного.

Именно здесь находили свой последний приют почти все стражники. После нескольких лет службы даже в людей и в тех перестаешь верить, не говоря уж о ком-то там невидимом и неосязаемом.

На этот раз дождя не было. Ветер, шелестя листвой, раскачивал замызганные тополя вдоль кладбищенской стены.

— Нужно было принести цветы, — заметил Колон, пробираясь через густую высокую траву.

— Могу позаимствовать со свежих могил, сержант, — предложил Шнобби.

— Лично я предпочел бы услышать от тебя совсем другие слова, учитывая обстоятельства, — укоризненно произнес Колон.

— Виноват, сержант.

— В такие минуты человек должен думать о своей бессмертной душе, так сказать, визавизирующей с бескрайней могучей рекой по имени История. На твоем месте, Шнобби, я бы занялся именно этим.

— Конечно, сержант. Несомненно. Кстати, как я вижу, кто-то там уже визирует.

У одной из стен росли кусты сирени. То есть кто-то когда-то посадил здесь сирень, и она разрослась, как это свойственно сирени, сотнями гибких боковых побегов, так что на месте каждого стебелька появились почти непролазные заросли. Ветки были густо усеяны бледными розовато-лиловыми цветами.

Но в густой зелени еще можно было разглядеть надгробия. У могил стоял Себя-Режу-Без-Ножа Достабль — самый безуспешный анк-морпоркский бизнесмен. На шляпе у него была веточка сирени.

Заметив стражников, он кивнул. Стражники кивнули в ответ и остановились рядом перед семью могилами. Только одна из них была ухоженной: блестящая мраморная плита без следа мха, травка подстрижена, каменный бордюр сияет чистотой.

Деревянные надгробия остальных шести могил поросли мхом, но каменную, ту, что в центре, кто-то очистил, так чтобы можно было разглядеть имя:

ДЖОН КИЛЬ

А чуть ниже чья-то старательная рука вырезала:

КАК ОНИ ВЗМЫВАЮТ

На могиле покоился огромный, перевязанный лиловой лентой венок из сирени. На нем, также перевязанное лиловой лентой, лежало яйцо.

— Госпожа Лада и госпожа Батье с девушками приходили чуть раньше, — сообщил Достабль. — Мадам, как всегда, позаботилась о том, чтобы на могиле лежало яйцо.

— Приятно, что они не забывают, — сказал сержант Колон.

Они помолчали. Никто из них, положа руку на сердце, не обладал подходящим подобному случаю запасом слов. Однако через некоторое время Шнобби почувствовал, что не может больше молчать.

— Однажды он подарил мне ложку, — поведал он.

— Да, я знаю, — кивнул Колон.

— Папаша отобрал ее у меня, сразу как вышел из тюрьмы, но это была моя ложка, — упрямо продолжал Шнобби. — Своя ложка так много значит для ребенка.

— Если на то пошло, он был первым, кто произвел меня в сержанты, — сказал Колон. — Меня потом разжаловали, конечно, но я уже знал, что снова смогу подняться. Он был хорошим стражником.

— Он купил у меня пирог, — ответил Достабль. — Когда я только-только начал работать. На первой же неделе. И весь съел. Ничегошеньки не выплюнул.

Они снова замолчали.

Через некоторое время сержант Колон откашлялся, и его кашель послужил остальным сигналом, что торжественная минута истекла. Можно было расслабить мускулы.

— Знаете, надо будет как-нибудь прийти сюда с садовыми ножницами и немного подстричь эти заросли, — сказал сержант.

— Ты каждый год говоришь это, сержант, — заметил Шнобби, когда они двинулись прочь от могил. — Но до дела так и не доходит.

— Если б мне давали доллар за каждые похороны стражника, на которых я тут присутствовал, — сказал Колон, — у меня уже было бы девятнадцать долларов и пятьдесят пенсов.

— Пятьдесят пенсов? — переспросил Шнобби.

— Капрал Хильдебидль вовремя очухался и принялся колотить в крышку гроба, — пояснил Колон. — Это было задолго до тебя, конечно. Все тогда сошлись во мнении, что это было настоящее чудо.

— Господин сержант?

Все трое обернулись. К ним шустро ковыляла костлявая, закутанная во все черное фигура. Это был Первый Законней-Некуда, местный могильщик, тут же и живущий.

Колон вздохнул.

— Да, Закки?

— Добренькое утро, милейш… — начал было могильщик, но сержант Колон погрозил ему пальцем.

— Прекрати немедленно, — сказал он. — Тебя уже предупреждали. Нечего тут разыгрывать веселого могильщика. Во-первых, не смешно, во-вторых, глупо. Просто выкладывай, что у тебя. Без всяких своих прибауток.

Закки совсем упал духом.

— Что ж, наилюбезней…

— Закки, — устало перебил его Колон. — Я знаю тебя много лет. Просто постарайся, хорошо?

— Дьякон хочет раскопать эти могилы, Фред, — мрачно буркнул Закки. — Прошло больше тридцати лет. Их давно пора было перенести в склепы…

— Ни за что, — отрезал Фред Колон.

— Я приготовил для них такую прекрасную полочку! — взмолился Закки. — Прямо у двери. Фред, нам ведь не хватает места! Здесь людей можно хоронить только стоя! Черви уже гуськом ползают! Отличное место, Фред, прямо у входа, где я всегда смогу поболтать с ними за чашечкой чая… Ну, что скажешь?

Стражники и Достабль переглянулись. Почти все жители города побывали в склепах Закки, хотя бы ради того, чтобы испытать себя на смелость. И большинство уходили оттуда, глубоко потрясенные открытием, что, вопреки общему мнению, похороны вовсе не даруют тебе вечный покой. На самом деле это лишь передышка в несколько лет, чтобы, как их называл Закки, «мои маленькие козявные помощнички» сделали свое дело. После чего по-настоящему последним пристанищем покойного становятся склеп и запись в огромных учетных книгах.

Закки в этих склепах жил. Согласно его заверениям, он единственный там именно что жил, ну а тамошняя компания ему даже нравилась.

Закки слыл весьма чудным. «Вот и чудно, что он нашел свое место», — заключали все.

— Это ведь не ты придумал, а? — спросил Фред Колон.

Закки потупился.

— Новый дьякон, он немного… слишком новый, — сказал он. — Очень уж энергичный, понимаешь? Переменчатый.

— Но ты же объяснил ему, почему эти могилы никто не трогает? — уточнил Шнобби.