Пока, развалившись на шкурах, я предавался горестным раздумьям, а после немного подремал, Машка успела испечь хлеб и картошку отварить. Потом и ведьма пришла. Правда, зря я её так называю. Сестрёнка сказала, она очень хороший человек и знахарка прекрасная, меня больше недели словно родного выхаживала. При этом единственная хозяйка землянки и всей поляны, а зовут её баба Софа.

Начались сборы на стол — как говорится, что Бог послал. Из пояснений Машки я понял, что с едой у нас дома дела обстоят хреново. Мой новый папаня устроил для семьи раздельное питание: он со старшими сыновьями ест из одного горшка, а мать и мы с сестрой — из другого. Догадайтесь, в чьём горшке есть мясо, а в чьём — нет. И ладно б одно мясо, так мы обычно капусту с водичкой лопаем, закусывая куском хлеба. При этом маманя сложившийся порядок во всём поддерживает: как же, мужики работают, устают, а мы фигнёй страдаем. Братья, кстати, порядком старше: Гнату восемнадцать лет, Фёдору недавно пятнадцать исполнилось.

Отец, ко всему прочему, бывает, напившись, бьёт меня. Хотя чего это тельце бить, дал щелбан и пинка — всё, можно хоронить. Братьям и матери тоже достаётся, но меньше. Машку, слава богу, не трогает. Надеюсь, и дальше так будет, иначе я… нэ увэрэн, что правильно отрэагирую. Не, я понимаю, домострой и прочая хрень, но не припомню, чтоб детей в крестьянских семьях голодом морили. Естественно, когда голод у всех в округе — взять, например, девяностые годы этого столетия или тридцатые следующего, — происходили и страшные вещи, даже ели детей. Но здесь, насколько я смог оценить, живут довольно сытно; во всяком случае, никто не голодает. А наша семья зажиточной считается. Зачем тогда, спрашивается, нас гнобить?

Знахарка присела ко мне на топчан и положила руку на лоб.

— Горячки нет, на поправку идёшь. Выпей настой, опосля снедать станем.

Ужин прошёл, на мой взгляд, в тёплой дружеской обстановке. Чуть погодя постарался навести мосты насчёт остаться в землянке ещё на недельку-другую: ну не хотелось идти в тот дом, о котором рассказала сестрёнка. Оказалось, не всё так просто.

Баба Софа, малость повиляв, созналась:

— Мне ваш отец дал всего седмицу. Если потом не сможешь работать, не заплатит. Осень, ваша помощь в поле нужна.

Вот что значит узок круг этих богатеев, страшно далеки они от… огорода[8]. Сельская жизнь, однако, про сбор урожая я и забыл. Что же делать?

И тут голос подала молчавшая до сих пор Машка:

— А много он обещал заплатить?

— Мешок муки, — вздохнула знахарка.

— Мишка, а давай шкурками отдадим.

— Какими шкурками?

Сестрёнка смутилась:

— Ты просил о них не говорить. Но нынче, поди, можно?

— Говори, — разрешил я.

— У тебя в лесу спрятаны добытые прошлой зимой шкурки. Не один мешок муки будет.

Тётка помотала головой:

— Я не хочу ссориться с вашим отцом.

— Ну зачем же ссориться? — Я воспрял духом от сестричкиного известия. — Машка завтра прибежит домой с печальной вестью: мне снова плохо. И мы поживём у вас лишних две-три… э-э-э, седмицы, — мне вовремя вспомнилось, как тут неделю называют.

— Дурень! Да коли здоров, нельзя говорить, что болен. Надолго слечь можешь и вряд ли уже встанешь.

«Не-е-е, так дело не пойдёт. Нам на ваши суеверия начхать», — подумал я, но вслух сказал другое:

— Нет. Болеть больше не буду, кто бы и что ни говорил. А дома и в поле в таком состоянии, как сейчас, я уж точно долго не протяну.

Софа сначала продолжила буравить меня хмурым взглядом, но постепенно её лицо разгладилось.

— Видимо, ты прав, и неча мне у судьбы лишнее выторговывать. Зима без Снегурки тяжёлая выйдет.

Решил поинтересоваться:

— Снегурка — это кто?

— Её тоже не помнишь? А ведь вы дружили. Собака то моя, три седмицы как околела. Тебя-то лишь в память о ней выхаживать взялась, не жилец ты был.

О как! Любопытные новости. А знахарка-то, похоже, хоронит себя раньше времени. Зимой в лесу без собаки, понятно, тяжко. Но не смертельно же? Да и в деревню, случись что, уйти можно — не прогонят же знахарку.

— Почему бы другую собаку не завести?

— Задерут. Я до Снегурки двух собак держала, всех задрали, а она или сумела договориться с лесными, или просто отвадила зверьё. Как здесь появилась, так до сих пор на огород никто и не покушается. Зайцев каждую неделю приносила, уж кто кого кормил, и не сказать.

— С питанием я помогу.

— Ты себя бы прокормил, Аника-воин.

— Не буду бахвалиться, — пришлось покорно согласиться, — через пару седмиц посмотрим. Вы, если с моими встретитесь, рассказывайте о моём слабом здоровье.

— Скажу, скажу. С курицей-то что делать?

— С какой курицей?

— Так Машка сёдня, увидав, что ты на поправку пошёл, попросила у отца курицу. Суп из неё — первое дело для выздоравливающего.

— А вы говорите, что курица жива и бегает. Ждёт, когда выздоравливать начну.

— Ты очень изменился. Раньше не врал, а теперь у тебя это так легко выходит.

— Просто я понял одну важную вещь.

— Если врёшь, легче жить?

— Нет. Если хочешь выжить, приходится иногда врать. А я хочу не только выжить, но и жить. И хорошо жить. А ещё хочу, — я перевёл взгляд на сестрёнку, — чтобы хорошо жила она. — Потом снова посмотрел на знахарку и продолжил: — И вам тоже хорошей жизни желаю.

— Щедрый ты, — улыбнулась баба Софа.

— Не стоит говорить, что легко быть щедрым, ничего не имея. — Я постарался вернуть улыбку. — Не волнуйтесь, я заплачу за заботу.

— Ну-ну, поживём — увидим.

— И заплачу поболее отца.

Если судить по её задумчивому взгляду, договориться мне удалось.

Утром проснулся в одиночестве. На поляне тишина. Лёгкая пробежка до кустов. О-о, кайф… А это проблема, Саня; постоянно пользоваться ночным горшком, стоящим в углу землянки, не комильфо, знаешь ли. А зимой как быть? В пургу по-быстрому на улицу не выскочишь. Правильно, туалет нужен, а лучше крепкий сарай с туалетом. Мишкин организьм предстоит долго и упорно тренировать, мышцы на скелетик наращивать. В заснеженном лесу или в землянке нормально не позанимаешься, а в сарае можно. Оборудуем небольшой спортзальчик — и вперёд. И замороженные тушки добытых зверей там хранить удобно, и шкурки, с них снятые. Между прочим, если душ поставить, то и мыться без хлопот сможем.

А почему я вчера вечером так резко вырубился? Вроде прилёг всего на чуть-чуть, поболтать ещё хотел, до этого спал почти целый день. Неужели болезнь продолжает сказываться? Помню, знахарка предложила отдохнуть и рукой махнула. Стоп! Опять она в мою сторону рукой махала, и вновь я моментально отключился. У-у-у, один раз — случайность, а два — это… Вот рано ты, Саша, перестал её ведьмой называть, ой рано.