— Ники, какая же ты скучная, — махнула рукой подруга.

— На языке обычных людей это называется «прагматичная», — я не стала обижаться на подругу и добавила: — Так что держи: вот это выпить, а вот это закусить.

С этими словами я поставила на прикроватную тумбочку рядом с Силь стакан и положила учебник.

— Ты издеваешься! — догадалась подруга.

— Есть немного, — не стала отпираться я. — Из-за твоей невнимательности Пуся чуть не выпала из окна. Тобой открытого окна.

— Ах! — вырвалось у Силь, и она закрыла рот от испуга обеими руками.

— Не переживай, сейчас с ней все в порядке. И со мной — почти — тоже.

И я кратко пересказала, как полезла за химерой и едва не упала. Правда, ту часть, где в номере обнаружился хозяин и что после этого произошло, я пропустила. Поэтому мое повествование вышло кратким.

— Извини, — Силь была действительно потрясена, огорчена и подавлена. И уже не лучилась радостью. — Я не подумала…

Она порывисто поднялась и обняла меня. А спустя несколько секунд я услышала рыдания.

— Прости, прости, прости, — судорожно затараторила подруга, всхлипывая мне в макушку. Она и так была выше меня, а уж на высоченных каблуках — и вовсе. Но сейчас подруга этого не замечала, дрожа всем телом.

В этом была вся Силь. Эмоциональная, ветреная, порой взбалмошная, но искренняя. И готовая прийти на помощь. Именно так мы с ней и познакомились.

Я тогда пришла в первый класс в начале учебного года в стареньком платье, доставшимся от старшей сестры. За мой несуразный вид в заштопанной и чуть линялой одежде с чужого плеча меня и стали дразнить Эндрю Тинк и его прихлебалы. Они зажали меня в углу рядом с раздевалкой, и, встав полукругом, так, чтобы я не смогла убежать, начали толкать в плечи, обзывая «поношенной». Я уже приготовилась за это разбить нос главному обидчику. Ну и его приятелям, если удастся, но тут на мою защиту неожиданно встала Силь. Она проходила мимо, услышала смешки и решила заглянуть за угол…

Правда, миротворец из нее вышел тот еще: по итогу нас пятерых все же вызвали к директору. У Тинка оказались подбитыми оба глаза, у одного его дружка на месте носа красовалась слива. Все это — моя работа!. А вот третий был почти лысым и с расцарапанным лицом. Мастером альтернативной стрижки и макияжа выступила уже Силь. Она так крепко вцепилась в светлые лохмы обидчика, что едва не сняла с него скальп. Видимо, у нее сказался опыт девчачьих разборок, где основные приемы были выдирательно-царапательного плана.

Вызванные родители отреагирвоали по-разному: отец Тинка отвесил сыну подзатыльник за то, что его побила девчонка. Мой папа, которого вызвали прямиком с работы, был зол, но узнав о сути произошедшего, тайком показал мне большой палец и подмигнул. А директора еще и заверил, что научит меня паре армейских приемов, чтобы я в следующий раз могла за себя не только постоять, но и попрыгать, побегать и приложить волшебной палочкой, выдранной из забора…

На это заявление мамочка одного из приятелей-задирал, того самого, ощипанного, едва не устроила истерику, грозясь, что напишет в департамент образования, чтобы нас с Силь отчислили из класса, как опасных для общества. На что мистер Клеринс протянул ей бумагу со словами:

— Пишите, я передам брату, он рассмотрит…

Так я узнала, что дядя Силь — глава департамента образования. На этом скандал как-то сам собой стих.

Дома нас, конечно, отчитали, но судя по тому, как в следующий раз, спустя пару месяцев, Клеринс расквасила нос Тинку, не меня одну папа тем вечером научил как нужно давать сдачи.

С той приснопамятной выволочки у директора мы и сдружились с Силь. И пусть мы с ней были по характеру полными противоположностями, и мне порой часто хотелось придушить эту рыжую заразу, но… Это была своя, родная ветреная зараза. И я никому не позволила бы ее обидеть. В моем отношении Силь думала примерно так же, правда «ветреная» заменяя на «занудная».

— Ну давай рассказывай про свои пробы, и потом будем готовиться к экзамену, — успокаивающе похлопав подругу по спине, произнесла я.

— Прослушивание, — шмыгнув носом, поправила меня подруга и чуть отстранилась.

Силь не нужно было просить дважды. Она тут же поведала про элитный клуб «Звездное сияние», и то, как она обошла других претенденток. И чем больше подруга говорила, тем ярче сияли ее еще недавно заплаканные глаза. В воодушевлении она начала размахивать руками, а под конец и вовсе пропела последние строчки песни, которая и принесла ей вожделенное рабочее место.

— Ты представляешь, завтра вечером мое первое выступление! — она буквально прокричала последние слова в порыве ликования и вновь закружилась по комнате, счастливо распахнув руки.

Химера косилась на хозяйку выпученными глазами и…бочком придвигалась ко мне, мордой толкая перед собой пустую миску. Видимо, тваряюшка почуяла, что из двоих девиц еду положит скорее та, что сидит и смотрит на мир хмурым взглядом, а не хозяйка, которая в порыве радости способна забыть обо всем, не только о бедной голодной Пусечке.

— А днем — экзамен, — спустила я Силь с небес на землю. — И хорошо бы к нему подготовиться, — с этими словами я подхватила миску с пола и подошла к шкафчику. А потом насыпала в посудину корма и поставила ту перед носом обрадовавшейся химеры.

«Пусть в этот вечер хотя бы одна животинка будет безгранично счастлива», — подумала я, глядя на урчавшую над миской Пусю. А потом достала банку с арахисовым маслом, сделала уже себе и Силь по бутерброду, заварила крепкий кофе и… мы с подругой ударились в разнузданный загул по параграфам учебника. Вакханалия продлилась за полночь.

Я так и уснула, с учебником в обнимку. И во сне меня почему-то преследовали не видения, а запахи, точнее — один запах. Это были мужские благовония с нотками пряного вина, имбиря и корицы. Они окутывали меня, словно что-то шептали, а потом голос из ниоткуда настойчиво произнес: «Верни, что взяла!». И требовательно так, словно приказ отдавал.

Я пробовала заверить, что ничего не брала. А неизвестный все твердил: «Отдай! Отдай!! Отдай!!! Или умрешь» А я не понимала, что именно взяла, бежала прочь, потому что погибать мне совершенно не хотелось. Вот только меня будто опутывала паутина, так что шевелиться становилось все сложнее. И дорога была каменистой, с ухабами и рытвинами. Я запнулась об одну из колдобин и упала с размаху.

Боль тут же обожгла плечо, которым ударилась и… Я проснулась. На полу, замотанная в одеяло не хуже, чем в смирительную рубашку.

— А-ш-ш-ш, — зашипела я от боли. Потому что та, в отличие от сна, была настоящей. А я у меня еще после вчерашнего прибалконивания синяков и так было хоть отбавляй.

— Ники? — продрав глаза, сонно произнесла Силь, увидев мою импровизацию на тему «гусеница в коконе».

— Кошмар приснился, — коротко пояснила я, пытаясь выбраться из одеяла.

— Аа-а-а, — зевая ответила подруга и, поняв, что ничего страшного не произошло, вновь задремала.