Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, вот, художник так и сделал, но сточное отверстие замерзло и с трех часов пополудни до десяти часов утра следующего дня вода текла, не переставая и вся замерзла. «Если же я истоплю печь, то вода потечет через потолок к жильцам нижнего этажа, что же мне делать»?!
Мы немного повеселились и поскользили по мастерской, как по настоящему катку, и в конце концов, когда оба устали, то при помощи шпателей и палитровых ножей мы попробовали соскоблить лед с пола. Дело шло очень успешно, и мы радовались всякий раз, как нам удавалось отломать большой кусок льда, который мы выбрасывали в окно на соседнюю крышу. Было уже двенадцать часов, я все еще ничего не заработала. Мне все-таки удалось получить от художника две марки, и я пошла домой. Если мать спросит, то я скажу, что у одного дымила печь, у других мастерская замерзла, а третьих я не застала дома.
20 февраля
Я доехала по городской железной дороге до Фридрихштрассе и, собственно говоря, не знала, куда мне сегодня идти, так как у меня не было ни одного приглашения. Ах, быстрей бы мой скульптор вернулся из Рима! Вдруг я увидела одного из тех художников, что живут все вместе в большом доме с мастерскими. Но как он выглядел! В цилиндре, в перчатках, в прекрасном зимнем пальто и с роскошной тростью под мышкой.
Я подошла к нему, и он очень дружелюбно поклонился мне, но с таким важным выражением лица, что я не выдержала и прыснула от смеха.
Я спросила, куда он идет? Очень тихо, так, чтобы мой вопрос не услышал никто из многочисленной публики, спускавшейся вместе с нами по лестнице. Он ответил: «К Блейхредеру!» – «Да ну, – сказала я, значит, настали тяжелые времена?» – «Надо надеяться на лучшее, ответил он. Каждый из нас посвятил рисунок Блейхредеру, и я несу их ему. Такой человек должен же хоть что-нибудь сделать для искусства, а так как у меня есть действительно очень красивые рисунки, надеюсь, что он сделает нам заказ».
Так за разговорами мы дошли до Беренштрассе. Теперь я должна была перейти на другую сторону улицы и подождать пока художник не поговорит с Блейхредером, и, если дело выгорит, остаток дня мы решили провести вместе. На той стороне, на углу, был художественный магазин; я заглянула в его окно, чтобы скоротать время, и увидела две картины, для которых я позировала. Сколько людей меня уже видели голой, сами того не зная! Я уже обдумывала, не пересмотреть ли мне еще раз все картины, как увидела, что возвращается мой, так элегантно одетый сегодня художник. Лицо у него было очень удрученное. Мне было достаточно взглянуть на него, чтобы понять, что он ничего не добился.
– Ну? – спросила я.
– Меня не пустили дальше швейцара. Я хотел быстро взбежать по лестнице, как меня догнал его королевское высочество швейцар с вопросом: «Что вам угодно?» Я спокойно ответил, что направляюсь к господину фон Блейхредеру. Он спросил: «к которому?»
Значит, их было несколько. О сыновьях я кое-что слышал и ответил: «К старику». «Ну, ну», – сказал швейцар, не желал бы я вам с ним сегодня встретиться, – и при этом он глупо рассмеялся, старик давно помер».
Я выразил свое сожаление, но сказал, что мое дело представляет интерес и для старшего сына. «Собираете деньги?» – спросил великан. – «Да нет же, я хотел предложить ему свои картины». – «Такие визиты надо заранее обговаривать. Так что прошу вас убраться отсюда вон. До свидания»
«Итак, Френца, опять ничего не вышло».
Мы попрощались и разошлись в разные стороны.
1 марта
Вчера один скульптор сказал мне такое, что заставило меня призадуматься. Он говорил об одном коллеге, что тот очень распутный человек. Я заметила, что уже неоднократно была у этого художника и он ни разу не позволил себе ни малейшей вольности по отношению ко мне. Скульптор рассмеялся и сказал!
– Ну, это совсем не удивительно. Если о девушке известно, что она состоит в связи с более высокопоставленным коллегой, то никто не сделает ей ничего плохого.
Я догадалась, кого он считает моим любовником. А он как будто вскользь поинтересовался: – Он вам писал, что вернется к маю?
Я ответила:
– Нет.
Тогда он заметил:
– Вероятно, он хочет устроить вам сюрприз.
Я шла домой, как во сне. Помню только, что я спросила скульптора, откуда он знает, что я любовница К., и он ответил, что все уже давно знали это, но кто сказал им об этом, он не помнит.
Я помню, что, когда я первый раз увидела К. у меня сразу появилось ощущение, что он не такой как все. И правда, он относился ко мне совсем не так, как другие художники. Все время, пока я позировала у него, он обращался со мной, как с ребенком, а еще много рассказывал мне о своем детстве. Интересно, зачем он делал это по отношению к девушке, которая была по сути только его натурщицей. Получается, что он меня любит? Может быть поэтому он хотел, чтобы я научилась литературному немецкому языку? Видимо ему было неприятно, что я разговариваю на берлинском жаргоне. Поэтому он мне и книги давал. Больше всего мне понравились Ромео и Джульетта. Но их следовало бы спасти. Я, например, не хотела бы умереть молодой, хотя моя жизнь вовсе не так прекрасна.
В это воскресенье меня, наконец, конфирмовали. Из-за моих постоянных «заболеваний слепой кишки», пастор не хотел меня конфирмовать раньше, так как я пропустила очень много занятий. К чему, собственно, нужна конфирмация, я не знаю. Некоторые сразу после нее поступают на обучение подмастерьями, у меня же все осталось по-старому. Мне всегда было смешно, когда пастор предостерегал нас от общения с противоположным полом. Если бы он знал, что я почти одна содержу всю свою семью благодаря тому, что позирую художникам, он, наверно, провозгласил бы меня исчадием ада номер один. А, ведь, я вовсе не такая уж плохая. В день конфирмации родители устроили небольшой праздник.