не brutum, а liberum, так как чувственность не делает необходимыми ее действия, а человеку присуща способность самопроизвольно определять себя независимо от принуждения со стороны чувственных побуждений[11].

Кстати, у Канта и из КЧР можно вывести свободу, если считать, что антоним к ней — причинность (а это, в общем, так и есть, или мы обусловлены, или нет). Ведь причинность — это категория рассудка, а рассудок имеет дело с материалом чувственности. Поэтому причинно обусловленным может быть то, что мы видим и слышим, то есть то, что внешне для нас. Сами себя мы не воспринимаем посредством чувственности, поэтому мы и не накладываем на себя категорию причинности.

Действительно, сам разум не есть явление и не подчинен никаким условиям чувственности; поэтому в нем самом в отношении его причинности нет никакой временной последовательности[12]

Это, правда, не говорит, что мы свободны, поскольку другой человек, который воспринимает нас как внешних ему, скажет, что мы причинно обусловлены. Однако на самом деле нельзя считать, что свобода опровергнута, потому что причинность — категория рассудка, и никто не знает, есть ли она в мире вещей в себе. Мы тоже сами для себя лишь феномены, поэтому невозможно сказать, причинно обусловлены мы или нет:

в одном и том же действии, смотря по тому, относим ли мы его к его умопостигаемой или к его чувственно воспринимаемой причине, имелись бы в одно и то же время без всякого противоречия свобода и природа, каждая в своем полном значении[13].

…человек, познающий всю остальную природу единственно лишь посредством чувств, познает себя также посредством одной только апперцепции, и притом в действиях и внутренних определениях, которые он вовсе не может причислить к впечатлениям чувств; с одной стороны, он для себя есть, конечно, феномен, но, с другой стороны, а именно в отношении некоторых способностей, он для себя чисто умопостигаемый предмет, так как деятельность его вовсе нельзя причислить к восприимчивости чувственности. Мы называем эти способности рассудком и разумом; главным образом последний совершенно особо и существенно отличается от всех эмпирически обусловленных способностей, так как рассматривает свои предметы только исходя из идей и по ним определяет рассудок, который затем дает эмпирическое применение своим (правда, также чистым) понятиям[14].

Кант вводит понятие причинности разума, которая не подчиняется природной причинности:

Но иногда мы находим или по крайней мере так нам кажется, что идеи разума действительно доказали свою причинность в отношении человеческих поступков как явлений и что эти поступки совершены не потому, что были определены эмпирическими причинами, а потому, что были определены основаниями разума[15].

Что касается КПР, то Кант говорит, что есть просто два царства, царство природы и царство свободы. Царство природы сковано причинностью, а мир действий человека свободен в принципе. Наличие долга есть доказательство свободы. Поступать надо по закону, который носит название категорический императив. Причем это должно быть довольно странное действие, которое должно быть совершено строго без всякого желания и за которое недопустимо получать никакого удовлетворения. Из области этики должны быть максимально изгнаны всякие чувства, поскольку они являются областью несвободы (об этом много писал в своей «Этике» Спиноза, рассуждая об аффектах, писал и Декарт в «Страстях души»). Помочь своему другу — не добрый поступок, потому что это чувство; добрым поступком оказывается что-то типа того, чтобы подмести привокзальную площадь в незнакомом городе, в котором ты проездом, то есть то, что тебе точно не захочется делать. Естественно, это довольно странное представление о добре.

Итак, у Канта мы видим пафос действия на основе морали. Действуй, велит Кант. Он был оптимистом, сторонником Просвещения. Верил, что умному и хорошему человеку все по плечу.

* * *

Тема 4. Трансцендентальная парадигма: феноменология

Учение немецкого мыслителя Э. Гуссерля строилось как развитие мысли Декарта, однако существенные черты роднят его с трансцендентальной, а не картезианской парадигмой. Прежде всего, это учение о познавательной деятельности субъекта. Оно имеет очень субъективистский характер: фактически Гуссерль рассматривает познание как конституирование, создание субъектом объекта для себя.

Важнейшие черты феноменологии, имеющие отношение к философии субъекта, таковы:

1. Сознание всегда имеет предмет (оно интенционально). Чистое сознание — это форма, которая конституирует то, каким образом дан нам этот предмет.

2. Трансцендентальное Эго, или собственно сознание, — это инстанция, сопрягающая феномены с их смыслом. Эта деятельность сознания носит характер синтеза. Мы распознаем феномен параллельно с конституированием его смысла.

3. Сознание способно усматривать необходимую истинность, в том числе сущность собственных интенциональных актов.

4. Сознание имеет временной горизонт: помимо (исчезающей) точки «теперь», оно удерживает в своем активном поле некий интервал прошлого (ретенция) и, в некотором смысле, будущего (протенция).

5. Каждый акт сознания (восприятие, суждение, оценка и т. п.) совершается в субъективном горизонте опыта. Каждый предмет, становясь феноменом, также обретает свой горизонт, который сознание конституирует из смысловых связей (прошлое знакомство с данным предметом, знание о нем, связанное с ним ожидание, ассоциации т. п.). Конституирование смысла происходит не до и не после, а одновременно с «восприятием» предмета (последнее рассматривается не как безусловное восприятие, а как акт конституирования феномена «в модусе очевидности»).

6. Методологическое правило: для философской работы с сознанием необходимо «взять в скобки», убрать всякое конкретное содержание. Это называется «эпохэ» или феноменологическая редукция. Мы интересуемся только структурами, которые делают всякое такое содержание возможным (это типичный подход трансцендентальной парадигмы). Философское исследование сознания не имеет ничего общего с эмпирическим исследованием.

Надо также специально прояснить отличие феноменологии от психологии. Гуссерль называл феноменологию дескриптивной наукой, так что получается, что по описанию это отличие не очевидно. Я скажу не его словами, но я бы это сформулировала так, что феноменология как философия занимается тем, что не может быть иначе, тем что аподиктично, не случайно, не фактично, не «истина факта» по Лейбницу. А, наоборот, «истина разума». Это описание таких структур сознания, которые общие для всех людей не просто потому что так сложилась, скажем, в процессе эволюции, а потому, что без этого сознание вообще не будет работать. Тогда эмпирическая психология — думаю, что так думал и Гуссерль — будет продолжать дело феноменологии, добавляя к феноменологическому учению о сознании еще и психологические, фактуальные особенности. (В последнее время появляются многочисленные попытки скрестить феноменологию с эмпирической психологией или даже с биологией — нейрофеноменология и т. п. Я убеждена, что Гуссерль в этих попытках свою феноменологию не узнал бы).

Э. Гуссерль: Конституирование смысла

На