И точно: в понедельник суд отрыгнул живыми провайдеров, во вторник Роскомнадзор вернул интернет, а в среду ВЦИОМ зафиксировал резкий скачок оптимизма среди москвичей…

Как в воду глядел этот ВЦИОМ: в четверг с утра в волчий капкан, поставленный на Верхней Радищевской, попалась крупная гиена — и москвичи тут же забили ее арматурой, причем в процессе экзекуции оптимизм продолжал расти.

Убивали гиену в открытую, перед кондитерской лавкой «Братья Караваевы», под отчаянный визг невезучей и одобрительные крики зрителей. Полиция не приехала вообще, а беспощадные африканские собаки забыли прийти за местью, хотя их ждали на Таганке человек сто — и ждали, можно сказать, с нетерпением, не говоря об арматуре.

Казнь гиены, снятая на айфоны, была выложена в Youtube, и рейтинг перекрыл лучшие показатели порно. Министерство охраны окружающей среды, где мышей не ловили и перемены ветра не почуяли, выступило некстати с решительным протестом в защиту животных, но было поздно: песочные часы перевернулись.

Гиен начали убивать.

В Москве случился в те дни ажиотажный спрос на двустволки и помповые ружья. Хорошо также шли капканы, бейсбольные биты и охотничьи ножи, причем лицензий никто не требовал.

Полиция же просто исчезла куда-то в одночасье, как никогда и не было ее. Исчезла с Таганки и Маросейки, с обеих Никитских, с Трубной, Остоженки и Тверских… Исчезла так же тихо и бесследно, как исчезала она с этих улиц в сорок первом и девяносто третьем — и не раз еще исчезнет, поверьте!

Это же полиция, а не мальчик из рассказа Пантелеева! Это же взрослые люди с хорошо развитой чуйкой. То они ужас, летящий на крыльях ночи, а то — опаньки, и никого нету дома…

Природа, однако, не терпит пустоты — тут же появились на московских улицах другие вооруженные люди. Но эти, можно сказать, были совсем не в форме. Они шли с горящими глазами, ножами и арматурой, колоннами и толпой, с повязками на рукавах… А повязка на рукаве, надо вам знать, автоматически делает властью любое чмо, — за весь мир не поручусь, но в России точно!

Они шли, кто под серпом с молотом, кто под коловратом, — и встретились под бронзовым человеком со склоненной головой, и начали мочить друг друга, забыв про гиен.

Общественная жизнь бурлила, не останавливаясь, крупными пузырями. Мало кому известные новые лидеры протеста уже не помещались на трибуне разрешенного митинга; граждане попроще оттягивались своими силами. Гиен убивали теперь во множестве и при участии бывших ментов — прямо там, где удавалось поймать или подстрелить.

Где-то на Яузе нашли гиенье логово и прикончили всех — сначала, из ружей, взрослых собак, а потом, о стену головами, щенков. По приятному совпадению, дело было в воскресенье днем, и зрители поспешали к Яузе с детьми.

Смертный визг и праздничное возбуждение заполнили окончательно похорошевший город. На задворках дома Веневитинова в Кривоколенном переулке, где Пушкин читал друзьям «Бориса Годунова», дружинники наткнулись еще на одно логово и опробовали на нем коктейли Молотова с новейшими добавками. Мероприятие имело успех, какой не снился ни одной читке!

Посреди этого стихийного освободительного движения неизвестные выследили и расстреляли из автоматов Калашникова мрачного самца, главу прайда гиен. Чисто на память о целовании асфальта, по понятиям. Есть какие-то вещи…

Неделя завершилась праздничными погромами в посольствах Кении, Танзании и почему-то Мьянмы. Заодно восставший народ прошелся по гастрономам и бутикам — ну, и из бытовой техники немного, чисто в честь победы разума над животными этими.

Но лучше всех оттянулся старик Теребунькин — так, любя, называли москвичи главного ветерана российского либерализма за его талант потеребунькать их за самое главное. Этот незабываемый человек умел подойти незаметно сзади и потрогать самые нежные струны. Теребунькал он коллективное, отдавая предпочтение бессознательному. Находил у народа эрогенные зоны и доводил до крика в кратчайшие сроки. Сносу ему не было, управы тоже.

Вот и в те исторические дни — не подвел ветеран, порадовал земляков! Сначала шарахнул по Сокольникам военными маршами, да так, что у трех вокзалов было слышно, а потом речь говорить начал. Сначала всех врагов России, не поленившись, перечислил, от поляков мнишковых до пиндосов текущих, а потом до гиен добрался. А уж как до гиен добрался, пена изо рта и пошла.

Тут он сам понял: пора! И знак дал. И видят люди: волокут Теребунькину на палке железной гиену придушенную в жесткаче-ошейнике металлическом. Народ ахнул в предвкушении и не ошибся в надежде своей. К асфальту придавили ту гиену, и старик героический лично, с двух ударов, башку той собаке нерусской размозжил битой.

Телевидение, конечно, снимало, без этого какой смысл.

Труп гиены повезли через всю Москву в открытом лимузине, а Теребунькин, весь в цветах, впереди стоял, чисто Гагарин, ручкой москвичам делал. Труп бросили к памятнику маршалу Жукову на Манежной, где любимец народа лично провел молебен во спасение Отечества. Снял банк старик, талант не пропьешь!

К нему подбежал потом один запущенный графоман, просил тут же, у памятника, дать ему прочитать вслух поэму о победе над гиенами, — так Теребунькин его поцеловал, а поэму велел издать за свой счет!

Короче, праздник.

…Обезумевшие гиены двое суток пытались вырваться из города, но удалось это совсем немногим. Их давили машинами и добивали чем придется. Пара дюжин несчастных добрались до МКАДа, где их ждали сотрудники ГИБДД с табельным оружием.

Мало что в своей жизни они делали бесплатно, но мало что и с таким удовольствием.

Засим люди с повязками, пришедшие в зоопарк по душу тамошней гиены, отравили зачем-то леопарда и львицу — и чуть не линчевали сотрудницу, пытавшуюся остановить этот праздник свободы.

В общем, все прошло неплохо.

Через несколько дней жизнь снова начала входить в берега. В город вернулась полиция и занялась либералами.

Ибо вместо того, чтобы вместе со всем народом объединиться вокруг власти, спасшей Россию от африканского нашествия, зарыдать на широком плече администрации и найти нецелованное место на ее бывалой руке, — иуды продолжали требовать отставок и расследований, вбивали клин, бросали тень, катили бочку, сеяли ветер, раскачивали лодку и одновременно при этом пытались удить рыбку в мутной воде. Такие, сука, эквилибристы…

Только втуне все это! На второй день после расстрела последней африканской собаки в телевизоре явился князь-наместник, совершенно неотличимый от человека, и исполнил отличную речь. У нас тут, сказал, не Зимбабве! Приоритет, сказал, закона, а если что — европейские процедуры вплоть до огнеметов, ибо народ хочет стабильности. А на давление, сказал, не поддадимся. Только, сказал, еще хуже вам всем сделаем. И насчет отставки своей сказал совсем конкретно: даже не мечтайте.

На этих финальных словах наместник повернулся, приспустил штаны и показал задницу. И все увидели: человеческая задница! не гиенья ни разу!