Мелори сорвалась с места, помчалась по коридору к своей комнате, захлопнула за собой дверь, повернула ключ в замке и только тогда заметила, что у нее дрожат руки. О боже, что он подумал о девице, гуляющей ночами по темной галерее?!

Через несколько дней, утром, Мелори и Серена предприняли свою первую совместную прогулку по огромному парку. Это был один из тех теплых февральских дней, когда весна уже совсем рядом, а зима почти отступила. Серена искала первоцветы в потаенных местах, Белинда проявляла повышенный интерес к кроличьим норам, и Мелори постоянно приходилось вытаскивать таксу из-под земли, когда плечики собаки застревали в узких ямах.

Серена, жизнерадостная, как само утро, весело бежала впереди. А Мелори вспоминала неприятный разговор, который у нее состоялся с Дарси, бельгийской няней девочки, по поводу этой прогулки. Дарси имела четкие представления о своих обязанностях и придерживалась мнения, что зимнее утро является угрозой для впечатлительного и хрупкого ребенка девяти лет, а физические упражнения на воздухе, если они, конечно, не проводились в ее, Дарси, присутствии, считала великим мировым злом.

Дарси была угрюмой, строгой и раздражительной особой. Она ратовала за жесткую дисциплину, а внедренный ею распорядок дня сильно отличался от того, что Мелори считала единственно возможными для Серены, пока не посещавшей школу. Дарси не доверяла свежему воздуху, испытывала слабость к посиделкам с кухаркой, гадавшей на кофейной гуще, и полагала, что для ребенка это тоже прекрасное времяпрепровождение. Серене, впрочем, нравилось все таинственное, и она охотно слушала откровения миссис Алардус. При всей своей «развитости не по годам» Серена оказалась вполне обычной девочкой девяти лет, и если и были какие-то странности в ее натуре, они не мешали ей бегать, прыгать, перелезать через заборы, не задумываясь о своей плиссированной юбке и обуви ручной работы.

Одежду для девочки шили на заказ в Лондоне или покупали в Париже. Гардероб ее изумил Мелори, когда она увидела его в первый раз. У Серены был целый ворох дорогих нарядов, как у кинозвезды, и девочке явно доставляло огромное удовольствие обладать несметным количеством чересчур пышных для ее возраста платьев. А возможно, Мелори, воспитанная на принципе «поносила сама, отдай младшей сестре», просто не смогла убедить себя, что такого великолепия заслуживает любая маленькая принцесса. И еще ее удивляло, насколько важную роль в жизни Серены играет «горячо любимый дядя Райф».

Вскоре они повернули к дому. Серена по-прежнему бежала немного впереди и под каждым кустом искала дикие первоцветы. Мелори внезапно увидела мужчину, неподвижно сидевшего на черной лошади и наблюдавшего за ними из-под полей мягкой фетровой шляпы, надвинутой на глаза.

Несмотря на эту шляпу, Мелори мгновенно узнала человека, который несколько дней назад, ночью, в один миг перевернул ее жизнь.

Старые деревья в этой части парка, словно колонны готического собора, стремились ввысь, к бледно-голубому зимнему небу. Гладкие, как полированный гранит, стволы буков не могли защитить соглядатая, желавшего по какой-то причине остаться невидимым. Однако в случае с Райфом Бенедиктом, владельцем всего этого прекрасного строевого леса и множества сотен акров плодородной земли вокруг, это мало что значило. Он здесь хозяин, и было совершенно не важно, видят его или нет.

От лошади валил пар — очевидно, наездник не давал ей спуску. Нервный темперамент животного выдавали расширенные ноздри и то, как оно беспокойно вращало глазами. Мелори застыла на месте, увидев всадника, а Серена издала радостный крик и бросилась к нему:

— Дядя Райф! О, дядя Райф, это твоя новая лошадь?

— Держись подальше, принцесса. Моя новая лошадь, как ты выразилась, сегодня не в духе.

— Иди сюда, Серена, — позвала Мелори, и девочка неохотно вернулась к ней.

— Вам лучше продолжить свои занятия, — сказал Райф Бенедикт, внимательно глядя на Мелори.

Белокурые локоны, выбившиеся из-под голубой шляпки, голубая ветровка, застегнутая на «молнию» до гладкой стройной шейки, здоровый цвет кожи и искрящиеся после прогулки серые глаза… И все же она была удивительно похожа на ту призрачную женщину, которая внезапно появилась на галерее в ночь его приезда… Он и виду не подал, что узнал ее.

— Послушание — вот добродетель, которая может и должна прививаться юным особам, а для Серены это важно вдвойне, поскольку у нее есть склонность пренебрегать авторитетами.

Мелори на эту заковыристую тираду ничего не ответила, и мужчина холодно произнес:

— Мисс Гувер, полагаю? Я Бенедикт. Райф Бенедикт.

Девушка слегка склонила голову:

— Доброе утро, мистер Бенедикт.

Она вдруг подумала, что руки, небрежно на первый взгляд покоящиеся на шее лошади, крепки, как сталь, и что это они и еще железная воля их обладателя удерживают норовистого скакуна в неподвижной позе. Еще Мелори заметила, что глаза Райфа Бенедикта не так черны, как у брата, и не так пугающе бездонны, как она вообразила той ночью. Их цвет напомнил ей выдержанное шерри, стоящее в тени. Тень падала от черных длинных ресниц, необычайно густых для мужчины, и странные золотистые искорки, которые она то ли видела, то ли намечтала тогда себе, оказались при дневном свете зеленоватыми крапинками. Губы у мистера Бенедикта-старшего были тонкими и плотно сжатыми, готовыми насмешливо изогнуться в любой момент. Выражение лица казалось слегка надменным, в голосе, низком и спокойном, однако, не слышалось враждебности.

Мелори должна была признать, что он прекрасно держится в седле. Бледно-желтый свитер с воротником-поло, дорогой твидовый пиджак, бриджи и жокейские сапоги выглядели безупречно.

Лошадь под ним, как отметила девушка, была благородных кровей: вороной арабский рысак со змеиным изгибом шеи, шелковистой гривой и длинным развевающимся хвостом. Мелори внимательно рассматривала животное.

— Должен посоветовать вам тоже не подходить ближе, — довольно резко произнес Райф Бенедикт. — У Саладина буйный нрав.

— Саладин? Очень подходящее имя![3]

— Имя Мефистофель подошло бы гораздо больше!

Мелори неожиданно сделала несколько шагов вперед и едва уловимым движением руки приласкала бархатистую морду непредсказуемой злюки. Мгновенно дрожь пробежала по телу скакуна, быстро мелькнули белые зубы, и конь вновь неподвижно застыл. Мелори заговорила с ним тихим, ласковым, певучим тоном:

— Ты красавец! Просто загляденье!

Подняв глаза, она встретила сверкающий взгляд седока и на мгновение струсила. Там, где раньше искрились зеленоватые крапинки на янтарно-коричневой радужной оболочке, теперь полыхали свирепые языки пламени.

— Извините, — пробормотала Мелори, — но я привыкла к лошадям!