ряде естественных и даже гуманитарных знаний. Многие открытия Палласа опережали современное ему состояние науки. Он открыл множество новых видов млекопитающих, птиц, рыб, насекомых, растений; исследовал остатки вымерших животных: мамонта, буйвола, волосатого носорога. В области теории науки Паллас высказал ряд идей эволюции органического мира, впервые дал целостное изображение систематики животного мира в виде родословного древа; первый отметил следы древнейшего уровня Каспийского моря, определил его старые границы. Наконец, нельзя не отметить его постоянный интерес к «небесной природе», к космосу, к «космическим посланцам» — метеоритам. Один из редких железокаменных метеоритов даже получил название «Палласово железо», палласит, в честь ученого.

Отрывок, помещенный в настоящем издании, содержит описание пути по Восточной Сибири и Забайкалью. Рассказ Палласа начинается с повествования о Красноярске. Ученый дает данные о местоположении города, его климате, топографии, торговле, ремесле. Характерная особенность, по мнению путешественника, — это интенсивная торговля с Востоком и исключительное плодородие почв и дешевизна сельскохозяйственных продуктов, «ни в которой части сего государства земные продукты так дешевы не находятся, как здесь. Едва можно поверить, если скажу, что, как я туда приехал, в городе ржаной муки пуд (т. е. 16 кг. — Ю. Л.) по две копейки и по пяти денег (т. е. по 2,5 копейки. — Ю. Л.), пшеничной же по четыре копейки с деньгою (т. е. 4,5 копейки. — Ю. Л.)... мясо от пятнадцати до двадцати пяти копеек пуд... Очень много Паллас приводит данных о посевах, урожае, распашке целины и т. д. Цель своих столь подробных рассказов ученый видит в желании «показать, сколь благополучен в плодоносной сей стране крестьянин». Особое внимание уделяет ученый флоре и фауне Красноярского края и их промышленному освоению.

Дальнейший путь экспедиции шел из Красноярска на Канский острог и далее в Иркутск. Ученый продолжает свои наблюдения и поиски. Он с гордостью сообщает о приобретении палеонтологической редкости — туши волосатого носорога, найденного около Вилюйского острога. Отмечает Паллас и районы вечной мерзлоты по реке Вилюй. Подробно он описывает Ангару, ее берег и Байкал. Побывал он и в Удинске, и в Селенгинской округе. Паллас внимательно осмотрел район города Кяхты, собрал информацию о русско-китайской торговле, о статьях вывоза и ввоза в Россию. Затем путешественник дает подробное описание Даурии. Красота мест, великолепные ландшафты, разнообразие форм живой природы увлекают Палласа. И тогда сквозь оболочку сухого, педантичного ученого прорываются чувства глубоко эмоционального человека: «Различные гор кабаны, положением своим и фигурою в удивление приводящие; приятной зеленью покрытые долины, гребень гор в разных местах пресекающие; продолговатые, из молодых березок и осинок, большею частию на северной стороне, с самых вершин до низу простирающиеся рощицы; множество оленей и других диких зверей, еще более различных птиц в сие вешнее время делали страну столь приятну, что приятнее и уединеннее желать больше не можно, и я нигде в моей жизни лучше не видывал». Ничем иным, как чистым восторгом перед красотой природы, эти строки объяснить нельзя.

В целом описание Забайкалья вызывает глубокий интерес. Тщательность и объективность описания дают великолепный материал, значение которого не только не утрачено, но даже увеличилось в настоящее время. В самом деле, материал Палласа может сыграть решающую роль при сравнительном анализе экологических условий региона в XVIII в. и в нынешнем XX в. Сам метод фиксации и синтез наблюдений Палласа много дали географической науке и вызвали восхищение и подражание очень многих, вплоть до великого путешественника Гумбольдта.

Мемуары, записки иностранцев о России XVIII в. очень разнообразны и по содержанию — фактология, направленность, — и по жанру — форма, методика подачи материала. Но в этом разнообразии предметного описания и плюрализма мнений их значение и ценность. Восполняя, дополняя, а подчас даже оспаривая друг друга, записки дают возможность увидеть тот образ России XVIII в., который складывается у иностранцев, очевидцев происходящих грандиозных перемен в великой стране, в истории великого народа.

Ю. Лимонов.

К. де Бруин

Путешествия в Московию

Глава I. Решение сочинителя на второе путешествие. Отъезд его из Гравенгаги. Прибытие в Архангельск

Мне кажется, что я ничем лучше не могу начать моего труда, как благодарением богу за благополучное, по благости и промыслу его, начало и окончание этого другого моего путешествия. Вспоминая ежедневно ‹с› удовольствием о моем первом путешествии, описание которого сделано мною для моих соотечественников, вскоре переведенное на французский язык и принятое с такою благосклонностью людьми разного рода, что потребовалось немедленно новое издание его, я решился пустить в свет описание и этого путешествия, полагая, что и оно принесет своим читателям не меньшее удовольствие, как и первое.

По возвращении моем после девятнадцатилетнего странствования в мое отечество мною овладело желание увидеть чуждые страны, народы и нравы в такой степени, что я решился немедленно же исполнить данное мною обещание читателю в предисловии к первому путешествию совершить новое путешествие через Московию в Индию и Персию. Намерение это не нравилось лучшим друзьям моим, которые представляли мне против него всевозможные неудобства и опасности, неразлучные с подобным предприятием; но моя страсть, подстрекаемая успехами первого моего предприятия, решила меня довольно легко отнестись ко всем опасностям, как бы велики ни были они, ожидавшим меня в будущем, а, напротив, надеяться на счастливый конец. Притом, достигши возраста более зрелого и большей опытности, я полагал, что теперь мог бы основательнее делать всякого рода наблюдения, чем тогда, когда я был гораздо моложе; и наконец, опытность моя и постоянное обращение и совещание с учеными и любителями всяких редкостей внушили мне уверенность, что я в состоянии сделать теперь открытия более важные и полезные, чем когда-либо прежде. Исполненный таких надежд, я старательно обозрел несколько кабинетов редкостей и научился приготовлять и хранить в спирту всякого рода птиц, животных и рыб, чтобы в целости перевозить их. Я предположил также снимать с природы на полотне или бумаге различные произведения морей, также цветы, растения, травы, плоды с их листьями и тому подобное. Впрочем, на это смотрел я как на прикрасу и дело второстепенное; главная же цель моя была осмотреть уцелевшие древности, подвергнуть их обыску и сообщить о них свои замечания, с тем вместе также обращать внимание на одежду, нравы, богослужение, политику, управление, образ жизни, свойства народов, равно как обряды при рождении, свадьбах и погребении людей, обитающих в чужих странах; наконец, исследовать и обозреть земли и города со всевозможною точностию и, по возвращении своем, составить всему виденному собственными, как говорится, моими глазами верное