— Между прочим, — признался Саша, — у меня нет денег.

— Не волнуйся, — успокоила его девушка, — у меня есть немножко. Что ты будешь?

— Я не могу захотеть, — пожал он плечами.

Вдруг Аля пробормотала ему в ухо:

— Хочу к тебе в деревню…

Когда выбежали из ресторана — так нахмурилось, что не узнать парка, даже в цветниках другие астры. Хлынул дождь. К остановке приближался трамвай; вскочили в него — пустой. Приехали на привокзальную площадь — и там никого, ни одного человека, — так бывает иногда посреди дня в самом оживленном месте.

На вокзале не протолкнуться — от дождя спасались все те бродяги, что у костров пили вино на берегу реки. Они громко разговаривали друг с другом — запотевшие стекла в окнах дребезжали от оживленного гула, и чувствовалась яркая какая-то радость этих проснувшихся людей.

Тут засвистела электричка. Саша с девушкой поспешили на перрон и поехали без билетов. За окнами замелькали голые деревья, а в вагоне летали птички. Саша открыл окно, чтобы они вылетели, но птички не могли вылететь, и от ветра в лицо хотелось хохотать.

— На какой остановке выходить? — поинтересовалась Аля.

— Через одну, — ответил Саша, наблюдая за птичками, и когда девушка, поднявшись, напомнила ему, — вскочил и тут же сел. — Сядь, — и ей пробормотал: — Я забыл, что купил дом. У меня поэтому и нет денег, — пояснил он. — Еще через одну!

Аля слишком была взволнована, чтобы обрадоваться, что он купил дом. Ей хотелось скорее на воздух, где легче вздохнуть. Наконец они приехали. Из всего поезда вместе с ними сошли старичок со старухой. Когда электричка исчезла за поворотом, старухе сделалось плохо. Она легла прямо на перрон, и у нее изо рта поплыли пузыри. Старичок стоял над ней, растерявшись. На другой стороне платформы из будочки, в которой продавали билеты, высунулась кассирша и закричала, что у нее есть валидол. Саша спрыгнул на шпалы и побежал за таблеткой. Ее засунули старухе в рот — больше ничем нельзя было помочь, и Саша тогда решил помолиться. Вскоре старуха пришла в себя — ее подняли, поставили на ноги. Старичок взял жену под руку, и они побрели по платформе, а Саша, глядя им вслед, подумал, что старушка побывала в другой жизни.

Саша привел Алю в новый дом, однако после того как едва не умерла старуха, им уже ничего не хотелось; к тому же в доме становилось видным дыхание. Надо было протопить печку, но дров Саша не успел заготовить. Опять забарабанил по крыше дождь — они выбрали по окну и уставились на голый, мокрый сад.

Под деревьями лежали последние яблоки. Саша взял ведро, выскочил из дому и под проливным дождем выкрутил из колодца воды. Аля нарезала хлеб и колбасу, что догадались взять с собой, зачерпнула кружкой из ведра и включила кипятильник. Они наконец поели, попили чаю, но веселее не стало — разве что немножко; хотелось как можно быстрее отсюда выбраться, да только дождь не переставал.

— Что ты любишь делать в такую погоду? — спросил у девушки Саша.

— Гулять, — вздохнула она, — что еще можно делать в такую погоду?

С потолка закапало, затем полились струи. Саша полез на чердак, а когда спустился вниз, осознав, что хозяева подставили его с крышей, — девушки в доме не оказалось. Сначала он подумал, что Аля гуляет под дождем, но дождь прекратился, начинало темнеть, и Саша понял: она ушла, уехала, и — вздохнул с облегчением, потому что нельзя им остаться здесь вдвоем.

Саша переночевал в новом доме, а назавтра, проснувшись, вскочил — не соображая, где он, — потом глянул в окно. Собираться не надо было; вышедши на дорогу, почувствовал себя уверенней: пока идешь — знаешь, куда идешь; а когда сидишь у окна — не знаешь, зачем живешь. И ему захотелось встретить кого-нибудь, поговорить, но в деревнях поздней осенью лишь кое-где из трубы вьется дымок.

Он пришел домой — старики обрадовались ему, и Ася, смахнув слезы с глаз, воскликнула:

— Как долго я тебя ждала! Где ты пропадал?

И она так на него посмотрела, что Саша все понял, и ей не надо было про любовь говорить — что про нее можно сказать? — но у него на душе было пусто, так пусто, что ему показалось невозможным сказать об этом девушке, — он только старался не смотреть ей в глаза, чтобы не выдать себя.

Они побрели к речке, где песок на берегу.

— Не печалься, — сказала Ася, — что он зарастает. Пошли дальше!

В деревне опять заиграла музыка.

— Это уже было в другой жизни, — оглянувшись, заметил Саша.

— Пусть будет и в этой, — махнула Ася рукой.

Опять накрапывал, начинал дождь. Все было очень голо и одиноко в природе. И Саша подумал: скорее бы пошел снег — будто, если он пойдет, может что-то измениться в нашей жизни…

В одной руке у меня сумка с хлебом, а другой обнимаю Сонечку. Начинает темнеть, а на улице полно детей со светящимися от батареек игрушечными саблями. Сонечка закрыла глаза — и я закрыл; губами чувствую — она улыбается, и я тоже не выдержал, а улыбаясь, не получается целоваться. Открываю глаза, и Сонечка открывает — в ее зрачках искры от светящихся сабель. К остановке подъезжает трамвай. Мы побежали к нему мимо палатки, где продают сабли. Рядом поставили деревянную лошадь, а грива и хвост у нее из лески — и со свистом, будто из настоящего конского волоса, развеваются на ветру. Если бы не спешили на трамвай, купить бы светящуюся саблю, сесть на лошадь и поскакать на ней, махая саблей. Но мы успели вскочить в вагон, и там мальчик с саблей.

— Сколько она стоит? — спрашиваю у папы мальчика и тут же — к Сонечке: — Чего улыбалась?

— Ты что — не заметил? — удивилась она. — Рядом с нами стоял милиционер.

— Не заметил, — и я удивился.

— Его там поставили, — продолжала Сонечка. — Он не мог никуда уйти и нехотя подсматривал.

Я так остро почувствовал счастье, что даже испугался, когда всякий мог подглядеть. Мне казалось — все вокруг смотрят на нас. Я вспомнил, что мы сейчас расстанемся, и загрустил. Глядя на меня, и Сонечка опустила голову. Со лба прядь упала ей на глаза, а Сонечка не замечала, и, когда моргала, ресницы цеплялись за волосы.

— Какие у тебя кудри! — восхитился я, поправляя ей прическу. — Черные, как у вороны крыло.

— Нет, — возразила Сонечка, — темный, очень темный каштан! Присмотрись, — улыбнулась.

— Завтра присмотрюсь, — прошептал я, целуя ее на прощанье.

— У меня сжимается сердце, — вздохнула она, выходя на остановке.

— И у меня, — сказал я.

Трамвай покатился по рельсам среди деревянных домов, как в деревне. На черные голые деревья посыпался снег. Люди выходили, скоро я остался в вагоне один. Ветер гулял в пустом трамвае. Глядя в окно, я увидел, как в церкви мигают свечи. Я вспомнил про счастье, выскочил на остановке и, зайдя в церковь, тоже поставил свечку. Сквозь дырявые окна с каждым порывом ветра залетали снежинки. Пламя от моей свечки заметалось, я опустился на колени и лбом прижался к ледяному полу.