Мост растет, как во сне. Он свяжет восточный конец Торонто с центром города. По нему через долину реки Дон пойдут автомобили, вода и электричество. Пойдут поезда метро, которых еще никто не придумал.

Днем и ночью. Осенью и в снег. Они всегда работают — лошади, вагонетки и люди, приехавшие на Данфорт-сайд в дальнем конце долины.

Сохранилось более четырех тысяч фотографий моста, снятых с разных позиций на разных этапах его строительства. Его опоры уходят в грунт на глубину пятьдесят футов, сквозь глину, сланец и плывун, при этом на поверхность извлекается сорок пять тысяч кубических метров земли. Вскоре каркас моста одевается сетью строительных лесов.

В неровном свете дня люди карабкаются по лабиринту конструкций из светлого дерева. Человек — продолжение молота, сверла, пламени. В его волосах дым от сверла. Шапка улетает в долину, перчатки похоронены в каменной пыли.

Потом приходят новые люди, электрики, они опутывают сетью проводов пять арок моста, устанавливают невиданные трехламповые светильники, и 18 октября 1918 года строительство моста завершено. Он красуется в воздушном пространстве.

Мост. Мост. Нареченный в честь принца Эдуарда. Виадук на Блор-стрит.

Во время торжественной церемонии некий велосипедист прорывается сквозь полицейский кордон. Первый человек из публики. Не автомобиль с официальными лицами, а этот аноним, несущийся на велосипеде к восточной оконечности города. На фотографиях он кажется расплывчатым пятном, воплощающим стремление к цели. Его влечет нетронутость моста, роскошь неизведанного пространства. Он дважды делает круг — связка лука, висящая у него на плече, взлетает под косым углом — и продолжает путь.

Но он не был первым. Прошлой ночью на мост пришли рабочие и, оттеснив охранников, поставленных туда накануне официальных торжеств, двинулись вперед с мерцающими огнями — свечами в память о погибших, — как волна цивилизации, как рой летних насекомых над долиной.

Велосипедист в стремительном полете заявил свои нрава на мост расплывчатым пятном на фотографии, в одиночку и беззаконно. И был встречен на другом конце бурными аплодисментами.

К западу от моста лежит Блор-стрит, к востоку — Данфорт-авеню. Раньше там были проселочные грунтовые дороги, в 1910 году их сделали лежневыми, а теперь их покрывают гудроном. В землю вгоняют кирпичи, между ними тонкой струйкой сыплют песок. А сверху кладут гудрон. Гудронщики — bitumiers, bitumatori, — встав на колени, налегают всем телом на деревянные планки, которыми затирают гудрон. Его запах пропитывает пористую ткань одежды. Под ногтями неизменная черная кромка. Под коленями кирпичи. Гудронщики, пятясь, ползут к мосту, их тела распластаны над вязкой черной рекой, в головах туман от испарений.

Эй, Караваджо!

Молодой человек встает с колен и оглядывается на солнце. Он направляется к бригадиру, две деревянные планки, висящие на кожаных ремешках у него на поясе, раскачиваются у колен при каждом шаге. Все носят свои инструменты с собой. Годом позже Караваджо бросит работу, перережет ремешки охотничьим ножом и выбросит планки в полузастывший гудрон. Но теперь он, кипя от гнева, возвращается назад и снова встает на колени. Еще одна стычка с бригадиром.

Весь день они ползают по гудрону, по черной реке шириной двадцать ярдов, которую разлили сегодня утром. На солнце она сверкает и делается более податливой. Школьники отщипывают кусочки вара и жуют, сначала остужают в руке, а после отправляют в рот. Вар помогает набрать побольше слюны для соревнований по плевкам. Мужчины швыряют в черную массу консервные банки с бобами, чтобы разогреть их к ланчу.

Зимой снег поглощает запах гудрона, запах осмоленного дерева. Под недостроенным мостом течет река Дон, в недавно возведенные опоры бьется лед. Зимой рабочие расходятся утром по местам, страшась белизны. Где кончается земля? На краю моста есть участки, где зимними ночами — самая плохая смена — приходится вколачивать гвозди сквозь слой снега. Строители моста балансируют на стойках, орудуя молотками по звуку, не видя гвоздя.

* * *

Пока мост возводился, начальник строительства Роуленд Харрис, перед тем как отправиться домой, всегда просил отвезти его к виадуку, чтобы немного там побыть. В полночь недостроенный мост через долину казался безлюдным — его силуэт освещали только фонари. Но там всегда работала ночная смена из тридцати-сорока человек. Харрис вышел из машины, закурил сигару и направился к мосту. Он любил этот виадук. Это было его первое детище как начальника строительства, многое было задумано им еще до того, как он вступил в эту должность, и он сумел отстоять свои идеи. Это Харрис предложил, чтобы по нижней эстакаде моста шли не только машины, но и поезда, а также подавалась вода в центр города с водоочистной станции на востоке. Вода была великой страстью Харриса. Он хотел, чтобы гигантская водопроводная магистраль пересекла долину по виадуку.

Пробравшись за ограждение, он подошел к рабочим. Почти никто из них не говорил по-английски, но они знали, кто он такой. Иногда его сопровождал Помфри, чудаковатый архитектор из Англии, который впоследствии спроектирует для начальника строительства Харриса одно из самых грандиозных зданий в городе — водоочистную станцию на его восточной окраине.

Ночь давала простор мыслям Харриса. Ночь убирала подробности, мешавшие сосредоточиться на форме. Нередко Харрис приводил с собой Помфри. Проникнув за ограждение, они оказывались на первом уровне моста, который через шестьдесят футов кончался в воздухе. Ветер дул им навстречу с первобытной силой. Все, кто находился на мосту, должны были работать со страховкой. Харрис, пробиваясь к сознанию Помфри, рассказывал пятифутовому англичанину о своих планах. Прежде чем увидеть реальный город, его нужно вообразить — в этом случае слухи и вымыслы служат чем-то вроде географических карт.

Однажды они приехали на мост в одиннадцать часов вечера, прошли за ограждение и в очередной раз пристегнулись к страховочным канатам. Так они могли, стоя на самом краю моста, оценить работу по возведению опор и стальных пролетов. На мосту горел костер, у которого собрались рабочие ночной смены. Они подбрасывали в него обломки досок и другой строительный мусор, чтобы согреться перед тем, как в темноте вернуться на самый край моста.

Они работали на деревянной облицовке следующей опоры, куда потом должны были залить бетон. Пока они пилили и стучали молотками, свет факелов, прикрепленных к концевой опоре моста, колебался от ветра. У них над головой, на деревянном настиле, строители тащили огромный воздушный компрессор «Ингерсолл-Ранд» и кабель.

Апрельская ночь 1917 года. Харрис и Помфри на мосту, под темным ветром. Помфри, повернувшись на запад, внезапно замер. Он протянул руку и дотронулся до плеча Харриса — жест, которого он раньше себе не позволял.

— Смотрите!

По мосту шли пять монахинь.

За сталелитейными мастерскими на прохожего сразу же набрасывался порывистый ветер. Монахини миновали первую группу рабочих, сидевших у костра. Автобус, подумал Харрис, вероятно, высадил их у Касл-Франк, и монахини, растерявшись в столь поздний час, побрели в темноте не тем путем.