потом попросят немедленно все унести обратно. По мнению Аськи папа с бабушкой ну совсем не жалели людей — только они поднимут на пятый этаж всякие там мешки, как снова надо было тащить их обратно.

Она помнит, как один раз пришел какой-то дядя, сказал культурно “здравствуйте, спасибо за все, доктор” и протянул папе большой пакет. Тут папа как рассердится, как замашет на него руками да “как вы можете, да как вам не стыдно, сейчас же заберите все это обратно…”. Дядя испугался, говорит “вы мне жизнь спасли, ночи не спали…”. В общем, дядька убежал, а утром возле двери тот самый пакет нашли.

Когда Петр Аркадьевич с Людмилой Ивановной приходили домой и видели все эти мешки, поднимался страшный шум. Бабушка кричала, что это папины больные тащат, а папа отвечал, что это делают бабушкины обезумевшие от радости родители ее разбойников.

— Мои родители?! — возмущалась бабушка, а кроликов кто приволок? Тоже мои родители?!

Папа вздохнул — кролики были его. То есть папа тут был ни при чем, потому что кроликов подбросил кто-то из его больных, то есть уже здоровых. Это папа потом узнал.

В тот раз, когда Аська с Глашей опять пошли открывать дверь, они обнаружили большой мешок, в котором что-то шевелилось. Глаша, конечно, испугалась, мешок брать не хотела, пусть, говорит, здесь постоит. Но Аська сказала, что нельзя всякий мусор оставлять на общей площадке. В общем, забрали они мешок в квартиру да и открыли его — очень уж интересно было, что там копошится? А из мешка как поскакали кролики, как распрыгались по всей квартире! Глаша, Аська и Чарлик так и приросли к полу! Когда они пришли в себя, кролики куда-то исчезли. Тут они стали бегать, искать кроликов. Чарлик носился по квартире вместе с ними и возмущенно лаял. Кроликов он находил сразу, но пока Аська с Глашей ловили одного, другие успевали куда-то исчезать.

Когда бабушка пришла с работы, Глаша с Аськой без сил сидели на полу, в мешке прыгал один единственный кролик, а Чарлик с визгом носился по дому.

— Что здесь происходит? — удивилась Людмила Ивановна.

— М-м-мы кьеоликов ловим… — пробормотала Аська. Она до сих пор еще плохо выговаривала букву “р”.

— Кро-ли-ков?! — бабушка открыла рот и чуть не упала со стула.

— Да, — мрачно сказала Глаша, — кроликов. Одного вон поймали, а остальных найти не можем — пропали.

— Ага, — кивнула головой Аська и сокрушенно развела руками, — совсем пьяпали.

Тут бабушка икнула и стала накапывать себе в стаканчик лекарство. В это время пришел папа и увидел, что все сидят на полу, Чарлик лает, а бабушка икает. Аська с Глашей и ему рассказали про кроликов. Папа почему-то тоже открыл рот, сказал “кро…” и молча уставился на кролика, ни откуда возьмись выпрыгнувшего из-под дивана. Тут пришли мама с дедушкой, узнали про кроликов, но удивиться не успели, потому что стали спасать бабушку с папой, которые ну совсем не могли говорить.

Когда, они, наконец, снова стали разговаривать, вся семья кинулась ловить кроликов.

— Господи, — стонала мама, — сколько же их было?

— Много, — авторитетно заявила Аська, — штук несколько.

— Как это “штук несколько”? Глаша, ты хоть можешь мне сказать, наконец, сколько было кроликов?

— Да кто их знает, Эммочка, мы ж их пересчитать не успели — они сразу разбежались кто куда, — вздохнула Глаша, а потом добавила — Кажется штук пять или шесть…

— Кажется, кажется… — проворчал дедушка, залезая под кровать и вытаскивая оттуда очередного кролика.

Часа через три всех кроликов переловили, накормили, напоили и посадили на лоджию в большую коробку с крышкой и дырками. Наутро папа забрал кроликов и отнес в соседнюю школу — в живой уголок.

Потом опять, то из-за папы, то из-за бабушки несколько раз входили разные животные и даже коза была. Петр Аркадьевич с Людмилой Ивановной опять из-за них сильно ругались, а потом папа отводил их в живой уголок.

Курица, которая сегодня вошла в квартиру, была чудо как хороша! Золотисто-коричневые перья заканчивались черными треугольничками на крыльях и белыми на хвосте. Хохолок и бородка у нее были красные, а кудахтала она нежно-нежно: “кудах-тах-тах”. Аська осторожно погладила Рябушку — это она уже дала ей такое имя — по крыльям и сказала:

— Я тебя никому не отдам.

Глаша поахала, поохала, отнесла Рябушку на лоджию, привязала ее длинной веревкой за ногу к гвоздику и накормила зерном. Курица быстро освоилась и важно уселась на подстилку, которую принесла для нее Глаша.

Когда все пришли и стали решать, куда девать курицу, Аська вдруг тихо заплакала — ни за что на свете она не хотела расставаться с Рябушкой. Ее глазки смотрели так печально, что все Аську пожалели и решили оставить курицу дома.

— Но это в первый и последний раз, — строго сказали папа с бабушкой, — а теперь — марш в постель!

Утром в воскресенье Аська побежала к Рябушке объявить о решении семейного совета. Курица медленно прогуливалась по шкафам, стоящим на лоджии.

— Куячка, пожалуйста, слезай, — вежливо попросила Аська, видя такой непорядок.

Но курица, не обращая внимания на Аську, продолжала свою прогулку.

— Я кому гаяву, слезай, — прикрикнула на нее Аська.

Вдруг Рябушка перелетела со шкафа на подстилку, присела и …снесла яичко, да не золотое а простое. Аська захлопала глазками и потрогала его пальцем — яйцо было белое, большое и совсем еще теплое.

Рябушка жила у Аськи долго-долго и каждый день несла для нее новое яичко.

Все мы песни перепели

— Эмик, тебе не кажется, что надо заняться музыкальным развитием ребенка? — сказал как-то за ужином Петр Аркадьеви жене.

— Не кажется, — сказала Эмма Григорьевна.

— Почему? — удивился папа.

— Потому что у Аськи совершенно нет слуха, — ответила мама.

— Но слух можно развить, — не унимался папа.

— Можно, но не у нашего ребенка. Здесь случай совершенно безнадежный, — вздохнула Людмила Ивановна.

— Как это совершенно безнадежный, ведь надо же проверить, — настаивал Петр Аркадьевич.

— Не надо. И так все ясно — у Аськи отягощенная наследственность, — сказал дедушка.

— Деда, что такое “тященая левенность”? — встряла Аська.

— Это значит, солнышко, что ты очень похожа на своего папу, — объяснила бабушка.

Аське очень понравилось, что она похожа на папу. Она и врачом станет как папа. Но тут папа как рассердится, опять замахал руками, говорит “да что вы понимаете, мой прадед был придворным певцом у царя, даже учился в Италии, а у меня самого тоже слух есть, только скрытый, может и у Аськи такой же”.

— Так может мы лучше сначала