— Только потому, что строил ты корабли моему отцу, ты останешься жив, Рунг. Пользуясь своей старостью и прежней славой, изрыгаешь ты дерзости… Я тебя не трону, и мои воины не унизятся до того, чтобы наказать тебя за твою великую наглость… Но клянусь, если ты еще раз появишься на этом пороге, то умрешь раньше, чем откроешь свой рот. Ступай вон и больше не показывайся мне на глаза!

Рунг ответил совершенно спокойно:

— Як тебе сюда и не напрашивался.

Визард схватился за голову: он очень беспокоился о кораблях и понял, что чинить и строить их теперь придется без помощи этого великого мастера.

Рунг Корабельщик ушел, и все некоторое время сидели подавленные, и никто не решался первым подать голос. Рюрик, хотя и знал про Ёрмунганда и прочих гадов, обитающих на краю света, не преминул спросить сидящего рядом Отмонда — а все для того, чтобы еще раз послушать:

— Что за концом океана, Отмонд?

Того не надо было дважды упрашивать. Отмонд принялся за свое. С готовностью, как знающий человек, он рассказал весьма подробно, что в конце моря за страной Великанов — Бездна: воды океана низвергаются в нее, подобно водопаду. Змей Ёрмунганд своим хвостом разносит в щепы те корабли, которые приблизятся к тайне Мира…

Затем не моргнув глазом поведал Отмонд, что Ёрмунганд в ярости глотает звезды, и вновь предупредил маленького ярла, что вход к той Бездне к тому же стерегут огненные мертвецы. Готов он был еще рассказать всякой всячины — Гендальф, сидящий по другую сторону от Рюрика, при этом одобрительно кивал и готовился добавить свое — но здесь вмешалась Астрид и недовольно молвила:

- Все–таки надобно было гнать Гендальфа этой зимой. Отмонду отныне я запрещу проводить в доме вечера. Олафу нужен воин!

Рюрик тогда обратился к матери:

- Разве можно взобраться на вершину горы Бьеорк?

Астрид ответила сердито:

- Вредный старик. Совсем он выжил из ума. Сам не знает, что болтает.

Отмонд тут же вмешался и сказал, что Рунг такой богохульник, какого свет еще не видел: ведь сам он прекрасно знает — волки Фенрира сожрут того, кто лишь одной ногой вступит на вершину, и вороны выклюют глаза тому наглецу, а затем, вцепившись когтями ему в череп, к тому же выклюют мозг, и кожа сама слезет с него, и кости рассыпятся сами собой, и после этого все, что останется, Один и Тор низвергнут в самую глубокую пропасть.

И еще много чего успел бы Отмонд наговорить, но Астрид здорово рассердилась:

- Стоит ли сыну ярла забивать себе этим голову?

Здесь сам Удачливый вспомнил о сыне и, чтобы хоть как–то отвлечься, налил ему в рог из своего рога вина и положил перед ним огромный, сочащийся жиром кусок кабанины. Между прочим он заметил:

- Славным будет тот будущий конунг, который подобно Логи[19]пожирает добычу так, что стоит лишь хруст жил и костей. Тот, кто

с детства восседает на пирах вместе с воинами, становится непобедимым. Узнаем, как ест и пьет маленький ярл!

И тогда Рюрик вцепился зубами в кабанину, подобно тому, как делают это воины, и оторвал добрую часть мяса. Проглотил он огромный кусок и потом глотнул из рога, и тогда бывшие на пиру расхохотались, и принялись есть и пить, и нахваливать маленького Рюрика. Тот же покраснел от удовольствия и сидел гордый.

Вскоре ярл Олаф взял сына с собой на один из своих кораблей, с тем чтобы привыкал он к морю, — и Рюрик вместе с отцом стоял на носу того корабля. Воины задорно гребли: Олаф Удачливый распорядился выдать им пива. Когда поднялся парус, Рюрик был счастлив. Он сказал отцу, что не хочет оставлять корабль и решил заделаться. лучшим мореходом среди людей Бьеорк–фьорда. Ярл же этому только поддакивал и хохотал. Гендальф, уже окончательно выздоровевший, одобрительно кивал на слова Рюрика: ему также нравилось настроение будущего господина. Многие гребцы, поглядывая на сына Олафа Удачливого, отмечали, что, несмотря на качку и на то, что волна внезапно швыряет корабль, крепко стоит маленький ярл на ногах, словно с рождения ходит в походы, и — надо же — совсем не боится полететь за борт. Рюрик же облизывал губы, была на них морская соль. Мальчишка вглядывался в волны, стараясь увидеть Ран–Похитительницу. Холодная вода часто заливала и гребцов, и кормчего, но маленький ярл даже не ежился.

В том походе они погнались за стадом китов; погоня за чудовищами была скорее забавой, хотя дело могло закончиться скверно, — любой из китов легко мог подбросить корабль, да так, что от него и мокрого места не осталось бы, но недаром ярл славился своим хладнокровием — сын же, видно по всему, не отставал от отца. Несмотря на то что Визард серьезно встревожился, когда оказались они посередине огромного стада, он даже кричал Олафу, чтобы оставили они опасную забаву, Олаф, поглядывая на счастливого своего сына, словно ничего не слышал. Тем же, кто сидел на веслах, тоже все было нипочем, они все были молоды и беспечны, кровь в них бурлила. Временами, вставая, кидали они в китов дротики. Иногда от удальства ловили за лапы чаек, которые во множестве носились над кораблем, и хохотали, словно безумные, — словом, веселились на славу.

Рюрик просил, чтобы посадили его на весло, как взрослого гребца, и тогда то один, то другой воин Олафа уступал ему свое место — мальчишка старался грести наравне со всеми и от усердия высовывал язык — это всех забавляло. Визард, не одобряя такое ребячество, вздыхал и, постоянно мыслями возвращаясь к Рунгу, продолжал твердить, что совсем не те сейчас корабли у ярла, какие прежде были у его отца и деда. Визард клялся, что в сравнении с кораблями, которые строил этот старый упрямец, даже самый быстроходный и легкий дракон Бьеорк–фьорда кажется тяжелым и неповоротливым.

Когда, натешившись, они наконец повернули к берегу и показалась известная всем гора, воины бросили весла, поднялись и обратились взглядами к той горе. Сам ярл Олаф сделался серьезен. Рюрик все никак не мог угомониться, он подобрался к кормчему и спросил:

- Отчего бросили весла?

Визард серьезно отвечал:

- Если хочешь всегда возвращаться в Бьеорк–фьорд, бросай руль, когда покажется вершина Бьеорк–горы, бросай весло, если оно у тебя в руках, и вставай со своего места… Тебе ли этого не знать, будущий господин фьорда?

Тогда, увидев, какие лица сделались у тех, кто еще совсем недавно так смеялся, и сквернословил, и не боялся самой Ран, Рюрик притих. Гендальф едва шевелил губами, выпрашивая у Одина удачи, и по всему было видно, что и скальд боится той горы. Все смотрели на ее вершину, и Рюрик тоже смотрел — а была она гладкой и лысой, и ничего не росло на ней.

Наконец ярл Олаф взял свой рог по имени Фар и затрубил в него, и дружинники вновь оживились и сделались веселыми — корабль уже шел по Бьеорк–фьорду. Рюрик все еще задирал голову на гору, тогда Гендальф наклонился к нему и сказал:

— Не заглядывайся слишком долго на вершину. Боги не любят, когда на них заглядываются.