У Павлуновского от этой ученой «зауми» зашумело в голове, и он решил прихлопнуть московских эмиссаров козырем – телеграммой Ленина, которую он и выложил на стол:

– Вот такие дела, товарищи, – нарочито вздохнул Павлуновский. – Как вы видите – подчеркнуто: провести суд с максимальной скоростью! Так что никакой неопределенности в сроках допускать нельзя! Состав Чрезвычайного трибунала сформирован, обвинение практически написано. Три дня – больше, извините, дать не могу!

– Хорошо, – тихо кивнул Бокия. – Тогда мне немедленно нужен прямой провод с Москвой…

Прямой провод был, разумеется, предоставлен. Но значок почетного чекиста под номером 7 и то, что Бокия не боялся спорить с самим Лениным, на сей раз не помогли. Вождь мирового пролетариата по-прежнему болел в Горках, а Сталин без него не решился оспаривать уже принятое Ильичом решение.

Пока Бокия с Кажинским настраивали свою аппаратуру, за Унгерна без лишнего шума принялся Герасимов. Он честно пытался «расколоть» «самодержца пустыни» двое суток и наутро третьих нашел своего главного конвоира и развел руками:

– Барон Унгерн – психический фанат. С такими я работать, увы, не могу… Так что придется мне, видимо, возвращаться на харьковскую «кичу». Ежели не что похуже…

– Так что, Александр Васильевич, никак? – помрачнел чекист.

– Ну, совсем никак не бывает, – болезненно улыбнулся Герасимов. – Кое-что я из барона смог выжать. Вот письменный отчет о проведенной работе… Только, боюсь, вашему руководству этого покажется мало…

После квалифицированных допросов Герасимова наступила очередь московских «шаманов». Они «работали» с бароном четыре дня и тоже оставили Павлуновскому письменный отчет о проделанном. С тем и уехали в Москву в том же пульмановском вагоне. Сумели ли они вырвать у Унгерна правду – неизвестно. Скорее всего, нет. Во всяком случае, история об этом умалчивает.

Суд над Унгерном, согласно указанию Ленина, завершился в течение одного дня. Приговор был окончательным и обжалованию не подлежал: расстрел.

Расстреляли «сумасшедшего» барона в тот же вечер. Поговаривали, что в виде исключения Унгерну была предоставлена единственно возможная привилегия: его убили не выстрелом в затылок, а поставили перед шеренгой стрелков.

Удивительно и другое: когда расстрельная команда из взвода красноармейцев и командира с маузером дала залп и барон упал, присутствовавший при «акции» доктор не только констатировал смерть Унгерна, но и обнаружил в его теле одну-единственную пулю. Да-да, выпущенную из маузера командира. Остальные красноармейцы, имевшие немалый боевой опыт, промахнулись либо от волнения (?), либо из суеверного страха перед песчаным «богом войны», которого, по утверждению его желтого воинства, не брала никакая пуля…

На четвертые сутки пути мощные хребты Прибайкальских отрогов с петляющими между ними узкими долинами намного снизились. Впереди тускло желтели покрытые сожженной солнцем травой степи. Это была уже древняя Монголия.

За все время с начала гужевого этапа экспедиция благословляла Горностаева за его поистине царский подарок. Монгольские лошадки и в самом деле оказались неутомимыми, ровно бежали и по горным тропам, и по бездорожью. После неприятной встречи с дезертирами Агасфер, не слишком надеясь на собачью охрану, постановил учредить на ночных привалах дежурство. Однако больше никаких неприятных встреч до сих пор не было.

Скрашивая вынужденное безделье во время дневных перегонов, Андрей сагитировал Линя попрактиковаться в верховой езде – благо две лошадки бежали с караваном, как говорится, без всякой нагрузки. Проводники уверяли, что лошади с седлом знакомы – оставалось только уговорить строптивых и весьма кусачих животин сначала дать себя оседлать, а потом позволить сесть на себя. К счастью, лошади оказались весьма падкими на черствые хлебные корки, и в особенности на сахар, который Андрей потихоньку от отца добывал из дорожных сумок.

Когда, по уверениям проводников, до Урги осталось два – два с половиной дня пути, экспедиция пережила еще одно неприятное приключение.

Привстав на носки и вглядевшись вперед, Сунжон, ехавший нынче на переднем тарантасе, разбудил дремавшего Агасфера:

– Эй, хозяин, там впереди творится что-то нехорошее!

Мгновенно проснувшийся Агасфер схватился за бинокль и через пару минут наблюдения доложил:

– Вижу четверых конных, которые лупят почем зря четвертого своими плетками. А еще двое конных гонят в степь десяток баранов. Что там происходит, Сунжон?

– Ты хотел увидеть настоящих хунхузов, начальник? Это они! Наверное, встретили одинокого бедного пастуха и отобрали у него скот…

Подъехавший верхом Андрей, выяснив обстановку, возмутился:

– Чего же мы ждем, отец? Их всего шестеро!

– У них винтовки, сын. Кроме того, не забывай, что мы в этой стране иностранцы. Нам не стоит вмешиваться в местные дела…

Уловив в голосе отца нерешительность, Андрей нажал:

– А у нас пулеметы! И вообще это непорядочно, отец: смотреть, как разбойники убивают несчастного пастуха!

– Вряд ли наши упряжки догонят их, – продолжал сомневаться Агасфер. – Лошади едут почти полдня и наверняка устали.

– Мой лошадь догонит, хозяин! – вмешался проводник. – Твой тарантас такой легкий, что лошадь его совсем не чувствует! Только прикажи!

Хунхузы, увлекшись избиением, не сразу заметили, что попали в засаду. А увидев мчащуюся прямо на них странную телегу, тут же бросили свою жертву и поскакали вслед за товарищами, гнавшими украденных баранов. Но было уже поздно. Хотя всадники ехали быстрее упряжек, от пулеметов уйти было невозможно. Медников и Безухий практически одновременно дали по длинной очереди над головами хунхузов.

Те снова попробовали было оторваться и начали рассеиваться по гладкой, как стол, степи, но Безухий, нарушив приказание Берга, открыл огонь на поражение и сбил с коней сразу двух разбойников.

Снизил прицел своего «гочкиса» и Медников. Когда еще один разбойник с воплем свалился с лошади, остальные тут же остановились, побросали винтовки и разом подняли руки.

Тут к месту побоища подскакали и Андрей с Линем. Спешившись, они под прикрытием огня подъезжавших упряжек подошли к «краснобородым»[10], обыскали их и отобрали несколько пистолетов и револьверов. Линь по-китайски спросил у них про остальное оружие, но те помотали головами.