Возможно, услышала моё дыхание или уловила запах парфюма, но определенно поняла, что что-то в этой комнате изменилось.

– Тейлор?

Я усмехнулся, начиная хоть что-то понимать.

По всей видимости, моя драгоценная сестренка притащила из своего Чикаго подружку. Да ещё и позволила ей портить мои стены. Я захотел удушить её сильнее.

Вероятно, гостья поняла, что в комнате находилась совсем не Тейлор, поэтому в следующую же секунду её пальцы потянулись к ярко-желтой повязке. Она стянула её вниз и открыла глаза.

Мне хватило секунды, чтобы понять ― девчонка в ужасе.

– Ну, привет, ― ухмыльнулся я прежде, чем она завизжала.

Никки

Я сидела на высоком барном табурете в кухне и стучала пальцами по мрамору.

После того, как я чуть не избила придурка стулом, чувствовала себя немного неловко. С другой стороны, какой нормальный человек в адекватном состоянии будет так пугать людей? Неужели нельзя было предупредить? Подать голос? Не знаю… сразу всё объяснить?

Зачем нужно было изображать из себя шизоидного психопата с ухмылкой теперь-ты-моя-крошка и хрипеть своё маньячное «привет»?

Совсем он что ли с головой не дружит?

– Ты в своём уме, Лори? Какого хрена?

– А в чём проблема?

– В чём проблема? Ты привела в наш дом сумасшедшую художницу, позволила ей портить стены моего дома, да ещё и оставила жить в нём!

– Нашего дома, Мак! Это и мой дом тоже! ― злилась Тейлор. ― И Никки ― не сумасшедшая! Она очень талантливая, и я рада, что она согласилась на эту работу!

А вот я уже рада не была.

– Я не заплачу ей ни гроша!

– У меня достаточно своих денег!

– Все твои деньги принадлежат мне, Лори! Все до цента! И это рыжее недоразумение их не получит!

Стоп, что? Рыжее недоразумение?

Я услышала, как Тейлор зарычала:

– Ты не можешь! Папа оставил мне наследство!

– Которое ты получишь при определенном условии, помнишь? И, если перестанешь при каждой нашей ссоре как подросток сбегать в Чикаго!

Тейлор снова зарычала. Оказывается, она была не такой уж и паинькой.

– Прекрати быть таким дерьмом, Мак! Никки нужна мне, а ей нужна эта работа!

– Я не занимаюсь благотворительностью, ― прошипел он уже спокойнее.

Благотворительностью?

Нет, это уже перебор.

Я спрыгнула со стула, взяла свой чемодан, который ещё не успела распаковать, но который уже полчаса как стоял внизу ― я спустила его, как и велел мне придурок, когда перестала лупить его стулом ― а затем зашлепала к двери.

Ругань Тейлор и Мака тут же стихла.

Плевать. Найду другую работу.

– Никки, не уходи.

– Лори…

– Всё в порядке, мистер Маккейн, как вы верно подметили, я не нуждаюсь в благотворительности. ― вскинула голову, встречая его ледяной взгляд. ― Но вам следует лучше понимать термины, которыми вы форсите.

– Неужели? ― стальная бровь изогнулась. Не знаю, дерзил ли ему кто-нибудь раньше, кроме Тейлор, но я была не из тех, кто «глотал» обиды. ― И чего же я не понял?

– Благотворительность, мистер Маккейн ― это оказание безвозмездной помощи тем, кто в ней нуждается. Безвозмездной. А я собиралась брать за свою работу деньги.

– Брать деньги за то, чтобы малевать стены? ― он усмехнулся, а меня будто жаром обдало от такой наглости.

– Не считаете художников работящими?

– Работящими? ― вновь смешок. ― Художники ― это чертовы интеллигенты, закопавшиеся в своей славе и не знающие, что такое тяжелый труд. Они гребут деньги лопатами, малюя свои дурацкие картины, пока другие горбатятся на трех работах, пытаясь заработать на кусок хлеба. Так что нет, мисс Монро, я не считаю художников работящими.

Было больно, обидно, внутри разрастался гнев. Я хотела сказать всё, что думаю о нём, о его мнении, и куда он может его засунуть, но сдержалась.

– Как долго вы горбатились на этот дом?

– Простите? ― не понял он.

– Этот дом, ― повторила я, ― сколько вы работали, чтобы его купить?

Скулы Мака напряглись.

– Этот дом принадлежал нашим родителям.

– И они горбатились ― как вы выразились ― на трех работах?

Это очко явно вылетело в мою пользу. Глаза придурка налились ещё большей яростью. Я рисковала, но мне было плевать. Если и начинать новую жизнь, то, наконец, учиться давать людям отпор.

– Мой отец трудился. Всю свою жизнь. Как и моя мать.

– Так же, как трудитесь вы? ― спросила я, а затем склонила голову набок. ― А, кстати, чем вы зарабатываете?

И снова между нами залетали искры.

Тейлор испуганно вертела головой, молча открывала рот и кусала губы.

Наша перепалка напоминала игру в пинг-понг ― и финал обещал быть жарким.

– Тебя это не касается.

– Ты спортсмен, верно? ― я видела кубки и медали, принадлежавшие какому-то Майклу Маккейну, но не сразу сложила два и два. Думала, что это отец Тейлор или, возможно, её парень. Собиралась расспросить её об этом, но не успела. А ещё я упустила момент, когда мы перешли на «ты». ― Играешь в регби? Если не ошибаюсь, это спорт, в котором тупые качки бегают по полю с дурацким мячом?

Комбо.

– Ты ничего обо мне не знаешь, ― он сделал резкий шаг, и от неожиданности я отступила на два.

– Мак, прошу тебя…

Тейлор предприняла попытку остановить его, но та с треском провалилась.

– Не смей рассуждать о том, чего не знаешь. Больше никогда.

Сердце отстукнуло, но я всё же приблизилась и гордо вскинула голову.

– Бесит, да? ― прошептала, улавливая знакомый древесно-пряный аромат.

Глаза Мака отчего-то переместились на мои губы. Я ощутила странную дрожь по телу, но приняла её за ярость ― не более.

– Тебе не следует играть со мной, Никки, ― услышала я, когда он вновь вернулся взглядом к моим глазам, ― это моя территория. И на ней ас ― я.

Затем он грубо вручил мне мою джинсовку, которую я оставила днем в холле.

– Когда будешь уходить, убедись, что взяла все свои вещи.

Наверное, он ждал от меня каких-то слов ― хоть каких-то. Или думал, что я начну умолять его на коленях, просить дать мне эту работу и давить на жалость. Но ошибся.