— Не смог уснуть, зная, что являюсь вершителем чей-то жизни, — скриплю зубами, терпения во мне мало, даже капли не наскребется, а вот злости хоть отбавляй.

— Тебя просили?! — вылезаю из-за спины Давида, наступая на этого придурка, вершитель, бля. — Ты кто такой? А? — тыкаю пальцем ему в грудь, наслаждаясь его секундой растерянностью, но он ухмыляется, зараза такая.

— Дерзкая. Не показалось. А, Давид, цепляет? — опять его глаза смещаются с моего лица на грудь. Я возмущенно фыркаю, а когда он облизывается, вскидываю руку, но ее перехватывают.

Давид ничего не говорит, берет меня под локоть и утаскивает в дом. Я благоразумно молчу, но когда он меня бесцеремонно толкает на кровать, шумно выдыхаю.

— Не, ты видел эту наглую морду? Ему даже не стыдно! Да ему нужно было влепить и еще сверху добавить! Какой наглец! И ты тоже хорош! — я, наверное, была похожа на дракона, готового вот-вот извергнуться огнем.

— Переоденься в сухую одежду, неприлично ходить перед людьми раздетой.

— Я одета!

— Условно. Но то, что сейчас на тебе, сложно назвать одеждой, тряпки едва прикрывающее твое тело, — вспыхиваю, когда его глаза беспардонно смещаются с лица на грудь. В лице не меняется, ему видимо до моих прелестей ровно. Это как-то задевает.

— Ты можешь выйти сейчас на улицу в том, что на тебе, но потом вини себя, когда попадешь в руки других мужчин, они тебя в этом, — окидывает меня холодным взглядом, — примут за проститутку. Ты ж ей не являешься? Или я ошибаюсь? — его брезгливость и презрение окончательно укрепляют мою догадку в том, что Давид не причастен к похищению, но для верности уточняю:

— Ты к моей краже никакого отношения не имеешь?

— Ты, конечно, симпатична, но не настолько, чтобы мне захотелось нарушать закон.

— Тогда, как ты объяснишь мое присутствие в этом доме?

— Тебе напомнить, кто вообще эту кашу заварил? — иронично усмехается, — Кажется, именно ты первая назвала нас женихом и невестой. Иногда надо понимать перед кем открываешь рот. Дядя Ашот воспринял твою шутку всерьез, когда ты ушла, мне пришлось тоже пошутить, сказать, что ты мечтаешь быть похищенной по всем традициям Кавказа.

— Никогда об этом не мечтала.

— Наш разговор подслушал Омар, а он парень действия, — отворачивается, подходит к окну. — Сейчас ты в доме моей матери, поэтому пока ты здесь гостья, хотелось, чтобы ты соблюдала приличия.

— Паранджу надеть?

— Это… — смотрит на меня искоса, хмурится. Я понимаю, что он пытается вспомнить мое имя.

— Алена.

— Алена, ты бы все же переоделась.

— Тебя смущают мои соски? — ухмыляюсь, провокационно облизываю губы кончиком языка. Давид до хруста сжимает челюсть, глаза темнею и ничего мне хорошего не предвещают.

— Меня смущает твое поведение, — голос сексуально хрипит, я прикусываю нижнюю губу и медленно опускаю глаза вниз. Несколько секунду я прожигаю взглядом ширинку, Давид отворачивается.

- Ты бы все же переоделась. Я пока попробую договориться с другом, чтобы он отвёз тебя домой, — достаёт из кармана мобильник. Спина, обтянутая белой рубашкой, заставляет волноваться, как и задница. А он ничего так сложен, любопытно, как выглядит без одежды.

Все же прислушиваюсь к просьбе, беру одежду с края кровати, иду в ванну. Своя неприятно влажная, поэтому с радостью переодеваюсь в лосины и тунику-рубашку, закатывая рукава до локтя. Волосы расчесываю пальцами, собираю их в гульку, взяв в долг чьи-то шпильки. Ванна, как и комната, определенно принадлежит девушке, мужских принадлежностей здесь не наблюдается. Умывшись, чувствую себя более-менее сносно. Похмелье не сильно мучает. Тут признаки жизни подает мой желудок, напоминая мне, что я со вчерашнего дня ничего нормального не ела. Давид все так же стоит у окна, оборачивается, наблюдая с прищуром, как иду к столу.

Творог с орехами, чай, сыр, лепешка. Не густо, не правильно, но не с голоду же помирать. Придётся позже выложиться с Толиком в тренажерном зале, превратить жир в воду.

— Вкусно, — еда действительно вкусная, домашняя. Сто лет такое не ела, а лепешка просто смак. Давид слегка качает головой, трёт переносицу.

— Сегодня тебя никто не сможет отвезти.

— Не беда, можно вызвать такси.

— Боюсь никто не согласится потерять день, чтобы довести тебя до Сочи, — Давид называет город, в котором я сейчас нахожусь. Давлюсь едой, поспешно делаю глоток чая.

— Чего? Не, это уже не в какие ворота не лезет! Что мешает тебе отвезти меня? Твоя родня это учудила, тебе и разгребать!

— Разгребать? — вспыхивает Давид, переставая контролировать свои эмоции. Он в гневе, я тоже не удав.

— А что нет? — сидеть и смотреть на него снизу не очень, поэтому встаю. — Твой брат меня похитил, пусть меня и везет обратно! Меня будет искать отец, а я не могу ему сообщить, где нахожусь!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я привезу тебе зарядку от айфона, тебе придется побыть здесь. Через три дня я возвращаюсь в Сочи, так уж и быть, прихвачу тебя!

— Ну уж нет, мне нужно сегодня домой! Вези зарядку, я буду папе звонить! — на самом деле не буду ему звонить. Скорей всего попрошу Дину приехать за мной.

— Давид! — в комнату без спроса, без стука входит пожилой мужчина и сразу же впивается в моё лицо цепким взглядом. Придирчиво рассматривает каждую черточку, поджимает губы, явно ему не по вкусу, не нравлюсь. Я вызывающе задираю подбородок, не отвожу глаза в сторону, когда встречаемся взглядами.

— Ашот сказал, что ты приходил с невестой, — густые чёрные брови с проседью сдвигаются к переносице.

— Папа, вышло недоразумение, — Давид отходит от окна, я сажусь на стул. Запихиваю в рот большой кусок лепешки, чтобы не было соблазна ляпнуть лишнего. Судя по папе, он не в восторге от "невесты".

— В общем, мы с…. - смотрит на меня, я закатываю глаза к потолку, опять не запомнил имя.

— Алёна, — выдаю с набиты ртом, получается "алева".

— Да, мы с Алёной пошутили, — усмехается. Даже горжусь этим Давидом, не дрогнул, когда сначала на него, потом на меня устремляется разгневанный взгляд карих глаз.