Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты шёл за мной? Ты знал, что ко мне пристанет этот тип? Вы ж повернуты на светленьких! Женитесь на своих брюнетка, а трахаетесь с блондинками!
— Я так понимаю, ты пришла в себя и сможешь теперь самостоятельно добраться до нужного тебе места, — отворачивается, достаёт ключи. К моему удивлению рядом пищит внедорожник. Я и забыла, что машина где-то рядом, а ноги помнят.
— Эй, постой, я, конечно, не младенец с соплями и слюнями, со мной нянькаться не надо, но ты бы мог подвезти меня до автостанции? Плиз! — складываю руки как в молитве, Давид не улыбается.
— Мне не по дороге. Тут рядом остановка, садись на любой автобус и доедешь.
— Ты так спокойно говоришь, а если ко мне вновь пристанут? Утащат? Похитят, в конце концов?! Это оказывается так просто, тем более у вас традиция же!
— А почему меня должна волновать твоя судьба? Ты уже второй раз меня называешь при посторонних людях "женихом", не заботясь о моей репутации и репутации моей семьи! Извини, Алён, но ты права, нам совсем не по пути, — подходит к двери водителя. Черт!!! Как же его уговорить мне помочь? Делов то на пару минут, не убудет от него, если повезет меня на автостанцию.
Торопливо, пока не передумала, пока он не уехал, огибаю капот машин, хватаю его за локоть. Давид вопросительно приподнимает брови, я не смотрю в глаза, а то ещё переклинит в последний момент. Обнимаю его за шею, привстаю на носочках, ну с богом, прижимаюсь к его губам. Несколько секунд мы вдвоем даже не дышим. Блядь, мне что ли первой проявлять инициативу?
Пока думала, что делать, Давид все же обнимает одной рукой за талию, притягивая к себе, вторая рука обхватывает затылок. В груди происходит какой-то химический, несовместимый с жизнью, взрыв. Чернобыль отдыхает. Чрезвычайное положение объявлено, красная кнопка горит, мысли в панике разбегаются в разные стороны, не поддаваясь доводам голоса разума.
Его прикосновения как ожоги, кожа просто горит, а я не могу ничего сделать от высокого градуса температуры. Настойчиво раздвигает языком мои губы, крепко жмурюсь, с ужасом осознаю, что хочу почувствовать его вкус на своём языке… мята. Вкус мяты он приносит с собой. У меня подгибаются ноги, хорошо, что держусь за Давида, не очень было бы красиво валяться в его ногах от одного поцелуя.
— Значит, это все же правда! Хоть бы постеснялись в общественном месте, на глазах у людей при свете дня предаваться блуду! Аллах тебя накажет за недостойное поведение, Давид! — определено женский голос принадлежит старой деве, которую не целовали в засос. С сожалением, об этом потом подумаю, отстраняюсь от Давида и раздраженно смотрю на нарушительницу моего поцелуя.
— Шли бы вы мимо, женщина, — женщина в платке возмущенно открывает рот, кажется её вот-вот хватит кондратий от негодования. — Вы должны ведь ещё помнить, как это клево миловаться с женихом, сбежав от строгих взглядов родителей.
— Алён… — Давид трогает меня за руку, я все ещё в поцелуе, поэтому вздрагиваю, волнение в груди окончательно тормошит бабочек от долгой спячки.
— Мы сейчас вернёмся к прерванному занятию, — его глаза вспыхивают, я забываю об нарушительнице, тянусь вновь к губам, вновь хочу оказаться в плену и не думать о свободе.
— Давид! — ах, ты стерва старая. Разворачиваюсь всем корпусом, зло сверкнув глазами. Хочется нахамить, но сдерживаюсь, поэтому шиплю:
— Идите, куда шли!
— Добрый день, тётя, — я вновь теряю себя, когда его рука сжимает мою ладонь. — Вы уж нас простите, чувства, любовь, не можем сдержаться, — ух, какая у него сногсшибательная улыбка, сразу же екает сердце, и расплываешься в ответной дурацкой улыбке. Сейчас перед ним стояли две дуры: я и эта тётушка.
— Всё же неприлично, — мне достаётся осуждающий взгляд, как самой главной грешнице, соблазнительнице. — Диана мне с утра позвонила и радостно сообщила, что ты, наконец-то, привел в дом невесту.
— Мы скоро всем сообщим официально, ждите приглашения, — тянет меня к пассажирской стороне. — Мы поедем, у нас дела.
— Было приятно тебя увидеть, Давид. Милана, конечно, расстроится таким новостям.
— До свидания, тетя, — запихивает меня в машину, раздраженно захлопывает дверку, быстро идет в свою сторону. Я помалкиваю, чувствуя злость Давида.
— Тетя родная или как? — напоминаю о себе, когда мужские руки расслабились на руле, лицо стало расслабленным, в карих глазах появилась задумчивость.
— Дальняя родственница. Жена двоюродного брата отца, если уж быть точнее.
— Как все запушено. Куда мы едем?
— В ЗАГС.
— Чего? — ошаренно переспрашиваю, усомнившись в своем слухе. — Давид, тебе не кажется, что все как-то уже не смешно.
— Не кажется, а так и есть. Совсем не смешно.
— Так отвези меня на автостанцию, я уеду, и все закончится!
— Знаешь, это было бы идеальным решением, — бросает на меня сердитый взгляд. — Я уже жалею, что вообще подыграл тебе в клубе. Нужно было выставить вон и не было бы сейчас этой ситуации. Проблема в том, что контроль упущен. Если мама уже обзвонила родственников по поводу невесты в нашем доме, считай, что уже сейчас все готовятся к свадьбе.
— Можно извиниться и сказать, что свадьбы не будет. Чего сразу жениться!
— Я так и не спросил, зачем тебе жених? — как-то резко меняет тему, что не сразу отвечаю.
— Я с папой в контрах. Он считает меня легкомысленной особой, не способной принимать в жизни серьезные решения. Вот у меня и родилась мысль о фиктивном состоятельном женихе, чтобы перестал меня пилить.
— Так может мы поможем друг другу?
— В смысле? — сдвигаю брови, никак не улавлю мысль Давида. — Выйти замуж, родить ребенка?
— Ну, по поводу ребенка еще посмотрим, не факт, что мне захочется с тобой спать, — его замечание задевает, вроде радоваться должна, а чего-то обижаюсь, надуваю губы. — Мы формально поженимся, всех будем уверять в безграничной любви, изображать влюбленных.
— Меня уже тошнит от этой сладости.
— Сахар на зубах не скрипит? Стоматологи нынче дорого стоят, — усмехается, заруливает во двор и глушит машину. — Так как у тебя паспорта с собой нет, а у меня в ЗАГСе работает знакомая… — смотрит на меня серьезно, без улыбки.