– Да ничего я не забыла! Слава богу, в здравом уме и твердой памяти нахожусь!

– А что же это было тогда? С похоронами Сережи…

– Да, так и было! Только похорон не было на самом деле. То есть родственникам объявили в военкомате, что Сережа погиб, когда на их часть боевики напали. Что некого хоронить, всех на куски разорвало от мощного взрыва. Тогда ж многие ребята гибли, такая заваруха была! А потом оказалось, что Сережа живой! Не помню всех подробностей, как так случилось, повезло ему, наверное. Да, живой, представляешь? Вернее, едва живой. Весь израненный, к тому же контузия страшная с полной потерей памяти… Целый год в госпитале валялся, пока сам себя не вспомнил. Мать к нему приехала, а он никакой. Почти калека. Потом еще год его выхаживать пришлось, чтоб хотя бы ходить начал. Представляешь, что это такое для матери? Через год после смерти сына узнать, что он живой! Господи, да я думала, ты знаешь, Тань! Неужели тебе никто не сказал?

– Нет, никто не сказал… – бесчувственными губами пролепетала Таня. – Я ж в Озерках больше не была.

– И мать Сережина не сказала? Хотя да – не до тебя ей было. Еще и бабушка Серегина в Озерках померла… А у матери и родственников никаких больше нет, помощи ждать неоткуда. Говорят, ей несладко пришлось тогда – один на один с горем. И с калекой-сыном, за которым надо ухаживать. А на все ж деньги нужны, сама понимаешь! Нынче любое лечение в копеечку выливается, а если больной лежачий – тем более. Дом в Озерках продала, конечно, но много ли с той развалюхи выручишь? Но вроде поставила-таки Серегу на ноги, я краем уха слышала. Вроде ей помогли, нашлись добрые люди…

– А где сейчас живет Сергей? В Озерках?

– Да нет, что ты. Где ему там жить? Здесь где-то, в городе.

– То есть… Вот в этом самом городе?!

– Ну да…

– А где? Адрес знаешь?

– Да откуда, Тань… – пожала сдобными плечами Настя. – Мне и без надобности его адрес. Тебе лучше знать, где его мать живет.

– Нет, я не знаю, – призналась Таня. – Я у нее никогда не была. Не успела… Мы с ней только в Озерках виделись.

– Ну, не знаю, чем тебе даже и помочь. Да ты чего так разволновалась-то, господи! Гляди, побледнела как! Столько лет прошло, а ты так близко к сердцу приняла… Ты что, Серегу так сильно любила, да? Но вроде мы совсем соплюхами тогда были. Да, странно как-то… Не понимаю…

– Да я и сама себя не понимаю, Насть… – проговорила Таня. – Вдруг накатило чего-то, и впрямь нехорошо стало…

– У меня водичка с собой есть, будешь?

– Да… Давай…

Настя полезла пухлыми суетливыми руками в сумку, достала бутылку воды, сунула Татьяне в руки. Со стороны проезжей части донесся требовательный автомобильный гудок, и Настя обернулась на него торопливо:

– Ой, Тань, это за мной! Мой приехал! Ну, я побежала, да? Рада была увидеть… Да ты пей водичку-то, пей! Я тебе ее оставлю! А лучше всего поди-ка, сядь на скамеечку, посиди. Надо же, а я думала, ты знаешь. Поди, и не надо было говорить-то… Ну все, Тань, я побежала! Пока! Может, еще свидимся как-нибудь!

Настя неуклюже заторопилась к призывающему ее мужу, на ходу обернулась, махнула рукой. Таня тоже вяло махнула, потом поискала глазами скамью – и впрямь надо было сесть. Чтобы не грохнуться в обморок. Чтобы как-то принять и переварить неожиданную информацию. Ага, вон там, в тенечке, под кустом сирени, есть свободная скамья…

Села, нацепила темные очки, будто спряталась от посторонних глаз. Будто они, посторонние, могли разглядеть ее смятение. Или увидеть, как она снова ныряет в прошлое, практически поневоле, и слышит голос Сергея, обращенный к ней с ласковой надеждой:

– Ты ведь дождешься меня, Тань? Это же всего два года…

– Дождусь, конечно! Даже не думай!

– Правда?

– А что же еще, по-твоему… Конечно, правда…

Господи, конечно же, тогда это было чистой правдой! Конечно же, она готова была ждать его сколько угодно, хоть всю жизнь… Если бы знала… Но она не знала, не знала!

И вдруг ожгло запоздалое понимание – а что же, в сущности, произошло тогда? Значит, пока она принимала ухаживания Валентина, Сережа был жив? Более того – нуждался в ее помощи? Был болен, беспомощен, лежал в госпитале один, звал ее мысленно, наверное… Или не звал? Настя ведь сказала, что у него была долговременная потеря памяти. Была, но потом он выздоровел. И не стал ее искать. Не захотел? А может, узнал, что она замужем? Интересно, помнит ли он ее вообще?

Да, помнит. Почему-то Таня в этом была уверена. Не зря же время от времени наплывает это счастливое ощущение – она в кольце его рук, и счастье внутри невозможное, непереносимое до озноба… А может, это Сережина месть – навязчивая память о той непереносимости и невозможности счастья? Память, которая мешает жить, которая вторгается беспардонно в самый неподходящий момент? Ведь ничего не бывает просто так. Метафизика любви – штука необъяснимая.

Но ведь можно попытаться объяснить Просто объяснить. Просто встретиться и объясниться. И расставить все по местам. И окажется, что она всю эту «непереносимость и невозможность» просто нафантазировала, и сразу легче будет!

Да, надо найти Сережу и объясниться… Но как его найти? Вот глупая, даже телефона Настиного не спросила! Хотя зачем нужен Настин телефон, она ведь сказала, что не знает Сережиного адреса. Вот задача…

Может, в соцсетях поискать? Наверняка у Сережи есть своя страничка. Найти, письмо отправить. Хотя нет, глупо как-то. Что она в том письме напишет? Нет, надо его живьем увидеть, в глаза ему посмотреть. Просто посмотреть, и все! Имеет право! Может, глянет на него живьем, и…

И лучше ничего дальше не загадывать. На сегодня задача стоит просто – найти.

Может, через адресное бюро попробовать? Интересно, нынче есть такая услуга – поиск человека через адресное бюро? И где оно располагается вообще? Да и что она о Сереже знает? Что он Сергей Рощин, родом из Озерков? Но даже не факт, что он в Озерках родился, он же в Озерки к бабушке приезжал. Да и бабушка давно умерла…

А может, просто махнуть в Озерки, там наверняка кто-то да что-то о нем знает. Может, и адрес городской знают…

Боже, совсем она с ума сошла – одно решение круче другого. Уже и в Озерки ехать собралась. Зачем, зачем все эти хлопоты? Надо остановиться, надо дать себе отчет – больше двадцати лет прошло! Эй, слышишь, дурная голова? Остановись…

Но внутренние призывы на голову не подействовали, рука уже потянулась в кармашек сумки, где лежал телефон. Кликнула номер офисного секретаря Алины, и та ответила сразу, протянув нараспев:

– Да, Татьяна, я слушаю…

– Привет, Алина. Слушай, тут такое дело… Даже не знаю, как сказать…

– Ой, да можешь не говорить, и без того все понятно!

– Что тебе понятно, Алин?

– А то и понятно… Головушка с похмелья болит, да? Вчера ведь все хорошо набрались, я одна была хорошей девочкой, трезвой как стеклышко. И потому вовремя на работу пришла. Твой звонок уже третий, между прочим… И можешь дальше не продолжать, я все понимаю – прийти не можешь, завтра оформишь отгул задним числом… Я права, Тань? Ведь права, я знаю.