– Боги покровительствуют мне больше, чем кому-либо из смертных, раз они дарят мне эту счастливую возможность видеть прекраснейшую из дев.

И снова странный трепет охватил тело Альбии, когда она услышала эти слова, произнесённые немного глуховатым, будто обволакивающим слух голосом. Она никак не могла сообразить, что ей следует делать дальше, что сказать, как себя вести.

Между тем движение в театре постепенно прекратилось. Сам император, поняв, что не сможет унять и образумить охваченных смятением людей, сошёл со своего места и сел в той части амфитеатра, которая казалась особенно опасной. Следуя примеру Августа, зрители стали возвращаться на свои места.

Альбия не успела увидеть, куда скрылся её таинственный спаситель: осторожно поставив её на ноги, он исчез так же неожиданно, как и появился. Как-то незаметно девушка снова оказалась среди своих подруг, которых привела с собой старшая весталка, и все вместе они заняли свои прежние места в амфитеатре.

В тот день в новом театре ставили мимы знаменитого поэта-мимографа Публия Сира. Актёры играли в таких забавных комических масках, что уже один их вид вызывал у зрителей смех. Не смеялась, наверное, только Альбия. Она не видела того, что происходило на просцении* и чем теперь было поглощено внимание публики: перед глазами у неё всё ещё стоял образ загадочного незнакомца.

Представление окончилось на закате дня, когда последние лучи солнца скользили по мрамору колонн, и длинные тени ложились на гладкие плиты.

Альбия попрощалась со своими подругами, с помощью раба села в закрытый паланкин* и отправилась к своему дому, который находился на южном склоне Капитолийского холма. С Аполлоновой улицы гиганты-нумидийцы, нёсшие паланкин, повернули на Римский Форум, через который лежал кратчайший путь к дому Альбии.

В погожие дни на Форуме толпился праздный люд. Под портиками и арками многочисленных базилик и храмов горожане собирались в группы, чтобы рассказать и послушать новости или просто поглазеть на прохожих, среди которых попадались известные особы. Как раз закончилась раздача тессеров* у театра Марцелла, и людской поток устремился к Форуму.

«До чего же мне противна эта мирская суета, – думала Альбия, глядя на Форум из-за приподнятой занавески паланкина. – Как живут эти люди, о чём думают и что говорят? Пустой суетный мир... Их развлечения, наряды, слова – всё мишура, которой они пытаются прикрыть своё жалкое бесцельное существование...»

Шум толпы постепенно отдалялся – паланкин Альбии миновал Форум и вскоре оказался у её дома.

Сойдя с паланкина, Альбия накинула на голову покрывало из тонкого голубого шёлка, и оно скрыло от любопытных взоров её роскошные волосы того иссиня-чёрного цвета, представление о котором может дать лишь вороново крыло.

Неожиданно у портика своего дома Альбия увидела недавнего загадочного незнакомца – тот словно поджидал её и теперь не сводил с неё пристального взора. Альбию охватило необъяснимое волнение, и она почувствовала резкий толчок в груди.

Возможно, ей всего лишь почудилось, но глаза мужчины будто пытались о чём-то ей рассказать, открыть ей какую-то глубокую, древнюю и вечную, как мир, тайну. Едва Альбия ощутила на себе притягательную властную силу этого взгляда, как его странный обладатель тут же скрылся из виду.

***

Криптопортик – крытая галерея.

Матрона – так называли замужнюю женщину.

Стола – длинное просторное платье римской матроны.

Вольноотпущенники – рабы, отпущенные на волю актом освобождения; во мн. случаях они по-прежнему были обязаны служить своим патронам. Иногда поднимались до высоких постов в государстве (в императорском управлении и придворной службе).

Патрон (от лат. pater – «отец») – в римском обществе защитник и покровитель, чьи отношения с подзащитными – вольноотпущенниками и клиентами – осмысливались как патриархальные.

Орхестра – площадка для исполнения хоровых песен, находившаяся в театре между скамьями для зрителей и сценой.

Просцений – площадка для игры актёров, находившаяся перед сценой.

Паланкин – носилки в форме кресла или ложа.

Тессеры – медные жетоны, дающие право на вход в цирк или театр.

«Кампания – область, прекраснейшая не только в Италии, но и во всём мире: нигде нет более мягкого климата; здесь дважды в год расцветают цветы; нигде нет более плодородной земли... нигде нет более гостеприимного моря», – писал римский историк Анний Флор. С ним нельзя было не согласиться, хотя бы однажды побывав в восхваляемом им крае.

История Кампании была богата войнами: щедрые земли и близость моря притягивали к ней взоры разных племён и народов. За два столетия до основания Рима Кампания была колонизована греками, затем её захватили этруски, основавшие город Вольтурн, великолепию которого завидовал даже утопавший в роскоши Карфаген. Со временем под влиянием мягкого климата этруски утратили былое могущество и не смогли отразить набеги своих соседей – горцев самнитов. Так Кампания подпала под власть Самния. Напав однажды ночью на жителей Вольтурна, самниты перебили их, а город назвали по имени своего предводителя Капия. Во время Пунических войн Капуя и часть кампанских городов стояли на стороне Ганнибала, однако с его поражением закатилась также звезда Капуи. Город оказался в руках своих бывших союзников в борьбе против самнитов – римлян. Горожан постигла печальная участь: одни из них были убиты, другие – изгнаны. Капую заселили колонистами – верными сторонниками Рима, а капуанские земли были объявлены ager publicus, общественными землями.

Прошли годы. В период диктатуры Суллы Капуя – столица Кампании – вернула своё былое благоденствие и ныне стала центром производства бронзы, серебра, мебели и ароматических масел, которыми снабжала всю Италию. Город опоясывали прочные стены, а своим внешним видом он мог с успехом соперничать с гордо возвышавшимся на семи холмах Римом. Грандиозные амфитеатры, храмы, бани, роскошные виллы отличали Капую от других кампанских городов. Возведением новых величественных построек было отмечено и правление Августа, который часто отдыхал в Кампании – на взморье или островах. Во времена Империи за Кампанией прочно укрепился статус модного курорта.

Огромная вилла, расположенная на живописном холме вблизи лагуны, славилась на всю Кампанию своим великолепием. К ней вела аллея из островерхих кипарисов, напоминавшая тенистый коридор. С обеих сторон к аллее террасами спускался зелёный ковёр сада, в котором благоухали розы, глицинии, лилии и нарциссы. В тени миндальных деревьев, магнолий и акаций были расставлены беломраморные скамьи и беседки. С другой стороны сад спускался к самой лагуне, вода в которой была изумительна – ярко-бирюзовая, прозрачная даже на большой глубине. Белоснежные плиты образцово вымощенных дорожек сходились у ступеней широкой мраморной лестницы. Над колоннадой вокруг всего портика шла галерея, откуда открывался панорамный вид на побережье. Были на вилле искусственно возведённые укромные гроты, фонтаны со статуями, был пруд с водяными лилиями и стаей лебедей. Но особого внимания заслуживал роскошный нимфей. Фасад павильона, украшенный порталами, с колоннами, выполненными в дорическом стиле, и со статуями нимф гляделся в зеркальную морскую глазурь, точно влюблённый в собственное отражение Нарцисс. Вилла принадлежала человеку, имя которого было известно каждому кампанцу.