– Туран и Юсуф. Никуда. Не. Поедут! – заявила Басима, и с каждым новым словом ее голос звучал все громче. – Ты не увезешь от меня моих сыновей, чтобы их убили варвары.

– Тише, жена, – спокойно сказал Айюб. – Ты забываешь свое место.

– Нет, муж, это ты забыл о своем. Твой долг защищать сыновей, однако ты собираешься повести их, точно ягнят на заклание. Ты хочешь, чтобы их захватили в плен и продали в рабство? Хочешь, чтобы они повзрослели среди неверных?

– Наших сыновей никто не захватит в плен. Я не собираюсь брать их в сражение, но они уже в таком возрасте, когда им следует начать постигать военную науку. Они должны отправиться со мной, чтобы узнать нашего врага.

– А если Дамаск падет, что тогда? Франки настоящие дикари, они не знают Аллаха, им неведомо великодушие. Их интересуют только мечи и кровь. Они убили моего отца, мать и брата. Они… – У нее раскраснелись щеки, и она отвернулась. – Они делали страшные вещи. Я не отдам им моих сыновей!

– Если Дамаск падет, твои сыновья нигде не будут чувствовать себя в безопасности, – мягко вмешался Ширкух. – Ты не можешь вечно их оберегать, Басима.

Она открыла рот, собираясь возразить, но Айюб поднял руку, останавливая ее:

– Даю тебе слово, что с Тураном и Юсуфом не случится ничего плохого. Они ведь и мои сыновья.

Басима опустила голову и вздохнула.

– Хорошо. Идем, Зимат. Нам нужно много сделать. Давай дадим мужчинам возможность поговорить.

Она встала и повела за собой Зимат, но в дверях остановилась и снова повернулась к мужу:

– Ты дал мне слово, Айюб, и ты вернешь мне моих детей.

Джон перегнулся через борт корабля, и его вырвало в голубые прозрачные воды гавани Акры. Отряд рыцарей, в который он входил, провел на море неделю, они вышли из Антальи и проплыли вдоль берега Утремера[4], и все это время Джон отчаянно страдал от морской болезни. Но тем не менее он благодарил бога за то, что его взяли с собой и он не стал жертвой голода, жажды и злобных дьяволов сельджуков. Они преследовали армию крестоносцев на своих стройных лошадях во время долгого марша по засушливым территориям Анатолии, нападали после наступления ночи, выпускали град стрел и снова, точно призраки, растворялись в темноте. Турки-сельджуки убили тысячи крестоносцев, а потом командиры, взяв с собой совсем небольшое количество рыцарей, покинули Анталью, оставив на милость дикарей тысячи своих товарищей. В свои шестнадцать Джон был всего лишь пехотинцем, но благородная кровь дала ему право получить место на корабле. «По крайней мере, какая-то от нее польза», – подумал он, и его снова вырвало.

Он вытер рот тыльной стороной ладони и посмотрел на Акру. В полукруглой гавани стояли корабли со спущенными парусами, на палубах матросы разгружали бочки, мешки с зерном и блеющих овец. На самом берегу выстроились ряды рыночных прилавков, а еще дальше Джон разглядел прямоугольные, покрытые пылью белые дома, будто наползающие один на другой. Справа они тянулись до массивной башни, составляющей часть стены, которая защищала город; слева – уходили вверх по склону холма до крепости с толстыми стенами.

– Сакс! – рявкнул кто-то, Джон обернулся и увидел, что к нему с громким топотом направляется громадный Эрнаут, лицо которого украшала густая борода. Он фыркнул, увидев желто-коричневые следы на белой тунике Джона, и пророкотал: – Хватит блевать, тащи сюда свою задницу. С нами хочет поговорить лорд Рейнальд.

Джон послушно отправился вслед за Эрнаутом на носовую часть палубы, где уже собрались воины в кольчугах и белых туниках с красным крестом – знак крестоносца – на груди. Эрнаут скрылся в каюте в задней части и вскоре вернулся с Рейнальдом.

Рейнальду де Шатийону, красивому, великолепно сложенному рыцарю с резкими чертами лица, коротко подстриженными волосами и ухоженной черной бородкой, было двадцать три года. Он улыбнулся своим солдатам, блеснув ослепительно белыми зубами.

– Мои воины, – начал он, – прошел почти год с тех пор, как мы покинули дома, чтобы отправиться в Святую землю. И вот, благодарение богу, мы здесь и можем приступить к выполнению нашей священной задачи.

По рядам пробежали смешки. Рейнальд в каждом городе и в каждой деревне от Уормса до Антальи беспробудно пил и развратничал. Рейнальд прищурился, и улыбка тут же исчезла, а смешки мгновенно прекратились.

– Возможно, вы хотели бы знать, почему мы не поплыли в Антиохию вместе с королем Людовиком и остальными, – продолжал Рейнальд. – Наш король поручил мне важную миссию при дворе Балдуина Иерусалимского. – Пока он говорил, три матроса перепрыгнули через узкое пространство до берега, схватили веревки и, подтащив корабль к пристани, надежно его закрепили. – Будучи посланниками короля Людовика, мы должны вести себя безупречно. – В голосе Рейнальда появились жесткие нотки. – Я сойду на берег, чтобы сообщить королю Балдуину о нашем прибытии. Вы останетесь здесь до тех пор, пока нам не скажут, где мы можем разбить лагерь. И еще: мне не нужны проблемы и неприятности. А посему никаких женщин и вина.

По рядам пробежал дружный стон. Рейнальд положил руку на рукоять меча, и все тут же смолкли, вспомнив, что он мастерски владеет оружием. Он кивнул, довольный произведенным эффектом.

– Итак, вы будете ждать меня здесь, – повторил он и в сопровождении двух десятников, Томаса и Бертрана, зашагал по спущенному матросами трапу.

– Вы слышали, что сказал лорд Рейнальд, – рявкнул Эрнаут. – Никаких безобразий. А теперь идите вниз и забирайте свои вещи.

Джон спустился вместе с остальными вниз. Сырое полутемное помещение освещалось лишь лучом света, который пробивался сквозь люк наверху. Огромные боевые лошади, чьи стойла занимали большую часть пространства, заржали и затопали копытами, решив, что их будут кормить. Джон постарался держаться от них как можно дальше, поскольку от других коней их отличал не размер, а злобный нрав. В обязанности Джона входило убирать стойла во время путешествия, и его не раз кусали, лягали или даже наступали на ногу.

Джон прошел мимо лошадей в тесный угол, где спали рыцари, и тонкие одеяла буквально перекрывали друг друга. Он взял кожаный мешок, в котором лежали его шлем, запасная туника, простая палатка, шерстяное одеяло и молитвенник. Самое ценное, что у него имелось, уже было на нем: кожаные сапоги и бриджи; кольчуга, свисавшая до колен; высокий, в форме воздушного змея щит, закинутый за спину; на поясе висели отцовский меч и маленький мешочек с несколькими медными монетами и точильным камнем.

Джон поднялся наверх, надев на плечо мешок с вещами, и по трапу спустился на берег. Несколько человек стояли на коленях и целовали землю, Джон присоединился к ним, перекрестился и вознес молитву Деве Марии, поблагодарив ее за благополучное окончание морского путешествия.