Поскольку Зед удирал из дома сломя голову, пока мать не успела возвести в гостиной хупу (свадебный балдахин), он поспевал только на тот поезд, который повёз бы его в Камбрию весьма окольным путём. Но это было неважно. Быстро уложив сумку и запихнув ноутбук в футляр, Зед отбыл из дома, спасаясь от очередной невесты. Автобус, метро, вокзал Юстон; покупка билета, четырёх сэндвичей, «Экономиста», «Таймс» и «Гардиан»… После этого Зед принялся размышлять, сколько времени может уйти на поиск чего-нибудь — чего угодно, — способного оживить историю; и ещё он думал о том, какими средствами можно заставить мать прекратить тащить в дом девушек, как будто она настоящая сводница… К тому времени, когда он садился в поезд, Зед уже готов был погрузиться в работу, чтобы выбросить из головы всё лишнее. Он открыл ноутбук и, как только поезд отошёл от вокзала, начал просматривать заметки, которые делал весьма тщательно во время каждого интервью, а потом ночами не менее тщательно заносил в компьютер. Зед прихватил с собой также и записи от руки. Их тоже нужно было внимательно прочитать, потому что где-то что-то должно быть, и он обязательно должен это найти.

Сначала Зед освежил в памяти основную историю: Николас Файрклог, тридцати двух лет от роду, ещё недавно беспутный сын Бернарда Файрклога, первого лица в Айрелете, графство Камбрия. Он родился в богатстве и с привилегиями — как говорится, с серебряной ложкой во рту — и всю свою юность проматывал состояние, дарованное судьбой. Он был человеком, одарённым внешностью ангела, но с совсем другими склонностями. Ряд программ реабилитации, которые к нему применялись, показали его полное нежелание что-то менять — начиная с четырнадцати лет и далее. Всё это выглядело как фильм о путешествиях во всё более экзотические — и отдалённые — места, которые выбирали его родители в попытках соблазнить сына прелестями здоровой жизни. А Николас, нигде не излечиваясь окончательно, пользовался отцовскими деньгами, чтобы просто скитаться там и сям, причём он всегда был уверен, что ему все и всем обязаны, и это снова и снова возвращало его к наркотикам. И в конце концов, все просто умыли руки, отказались от этого парня — отец, мать, сёстры, даже какой-то там двоюродный брат…

Вот о чём он совершенно не подумал, осознал вдруг Зед. Тот самый двоюродный брат. На первый взгляд сие выглядело неинтересно, да и сам Николас постоянно подчёркивал это во время их разговора, но всё равно оставался шанс на то, что Зед пропустил нечто такое, что мог бы теперь использовать… Он быстро пролистал блокнот и нашёл имя: Ян Крессуэлл, сотрудник «Файрклог индастриз» на какой-то вполне серьёзной должности, двоюродный брат Николаса, на восемь лет старше его; родился в Кении, но уже в детстве был привезён в Англию, чтобы поселиться в доме Файрклога… Похоже, что-то тут и вправду было, что-то такое, с чем стоило поработать.

Зед поднял голову и задумчиво уставился в окно. Снаружи царила чернильная тьма, так что он увидел только собственное отражение в стекле: рыжий гигант, на лбу которого прорезались беспокойные морщинки из-за того, что его мать пыталась женить сына на первой же согласной на брак женщине, какую только могла найти, а его босс был готов выбросить отлично написанную статью в мусор, а сам он просто хотел написать нечто хоть в малой мере стоящее… А значит, надо найти то, что есть в этих заметках. «Но что это такое? — спросил себя Зед. — Что?»

Он достал один из своих четырёх сэндвичей и принялся жевать его, продолжая просматривать записи в блокноте. Он искал какую-нибудь зацепку, способ раскрутить историю или по крайней мере намёк на то, в каком направлении копать дальше, чтобы отыскать ту самую искру, которой требовал Родни Аронсон. Двоюродные братья? Возможно, возможно… Однако, читая заметки, Зед обнаружил, что в голове у него крутятся разные истории из Ветхого Завета, что уводило его на территорию библейских аллюзий и метафор, в которых он не мог позволить себе блуждать. Но, по правде говоря, было действительно очень трудно читать то, что он записал во время интервью с основными действующими лицами, и не задуматься при этом о Каине и Авеле, и не пытаться угадать, кто же занимает место бога в этой истории, хотя, конечно, это должен быть — скорее всего — лорд Файрклог, барон Айрелетский. Но если уж всерьёз продолжать библейские сравнения, то пэр должен быть Исааком, разбиравшимся с Исавом и Иаковом и их претензиями на право первородства; хотя как, чёрт побери, можно обмануть кого бы то ни было шкурой дохлого барана, или что там было, как можно принять баранью шерсть за волосатые руки, оставалось за пределами понимания Зеда. Но сама по себе идея наследного права заставила его серьёзнее сосредоточиться на заметках в поисках каких-то сведений о том, кто на самом деле становился наследником в случае несчастья с лордом Файрклогом, а главное — кто должен был управлять «Файрклог индастриз».

Вот это уже похоже на историю, не так ли? Бернард Файрклог загадочно… что? Ну, скажем, погибает или исчезает. Он падает с лестницы, становится недееспособным, у него случается удар или что-нибудь ещё. Небольшое расследование выявляет, что за несколько дней до его безвременной кончины, или чего-то там, он встречался со своим адвокатом, и… что? Написано новое завещание, его намерения относительно семейного бизнеса предельно ясны, земные дела завершены, слова оформлены в письменную волю, и его состояние, ценные бумаги перечислены в качестве наследства… что там ещё может быть? И заявлено, что некто ничего не наследует в результате… чего? Например, его сын на самом деле ему не сын. А племянник — не настоящий племянник. Что есть другая семья на Гебридах, что есть некий безумный и искалеченный потомок, долгое время скрываемый на чердаке, или в погребе, или в лодочном домике… Да, это было бы нечто взрывное. Нечто убойное. Нечто сексуальное.

Вот только проблема состояла в том, что если Зед хотел трезво взглянуть на вещи, ничего не сочиняя, то единственным хотя бы отдалённо сексуальным моментом в истории девятой жизни Николаса Файрклога оставалась его жена, и уж она-то точно была сексуальна на все сто. Зед не хотел слишком сосредотачиваться на этом факте при разговоре с Родни Аронсоном, потому что отлично знал, как бы Родни отреагировал, едва взглянув на фотографию… Зед честно умолчал об этой женщине, потому что сама она хотела остаться в тени, но теперь призадумался — нельзя ли всё-таки как-то её использовать? Он снова пролистал заметки и увидел слова вроде «Карамба!» и «Уау!» — так он совершенно бессознательно выразил свою реакцию, когда увидел её. И ещё он машинально написал: «Южноамериканская сирена!» — это было описание её внешности, потому что каждая частичка её женского естества взывала к вниманию мужчины. Зедекия пришёл к выводу, что если Ева хоть отдалённо напоминала Алатею Файрклог, то не приходится удивляться тому, что Адам вцепился в яблоко. И оставалось только спросить, почему он не сожрал весь урожай вместе с самой яблоней. Итак… Можно ли было слепить историю из Алатеи? Есть ли тут секс? Искра? Эта женщина была ошеломляющей во всех отношениях, но как превратить это в статью? «Только благодаря ей я до сих пор жив», — сказал её муж, но что дальше? Она ведь заявила: «То, что сделал Ник, он сделал самостоятельно. Я его жена, но я не играю особой роли в его настоящей истории».