Поверят ли?

Лучше скажу, что Лин не прибыла и ничего не написала. Впрочем, там присутствовал старейшина Тагай. Он может невольно упомянуть письмо, и тогда обман вскроется.

На подходе к дому ловлю отголосок эмоций — разительный контраст, между горечью, что чувствую сейчас, и той радостью, что мы испытали пять лет назад. И ведь это было вечером того же дня уже после нашей стычки с Бохаем, который сейчас отправился в центральный город провинции, шагнув на следующий этап Пути.

Это известие меня удивило. Почему не в столицу? Но тогда, когда я услышал его, быстро придумал оправдание: Бохай не ровня моей любимой и несравненной сестре. Деревенские сразу вздохнули свободнее, сбросив гнёт этого холёного подонка.

Не успеваю подняться к двери, как она распахивается и ко мне выходят отец с матерью. В их глазах я вижу удивление. Матушка, за эти пять лет высохшая ещё больше, теребит серебристую косу. Она похожа на лесную былинку, побитую ветрами и выжженную солнцем.

Могучий, как медведь, и угрюмый, как скала, отец теребит густую смолистую бороду. Последние пару лет его волосы начали выпадать на макушке, так что он их сбривает подчистую. Лысина задорно блестит на солнце в противовес мрачному лицу.

— Где Лин? — громом среди ясного неба звучит его вопрос.

Ком подкатывает к горлу, слова застревают. Мне нечего сказать сейчас.

— Давайте поговорим в доме, — предлагаю я.

Матушка чуть не падает, закатывает глаза, её лицо будто покрыли мелом, отец одной рукой подхватывает её, как пушинку, и мы заходим в дом. Мои слова не сулят добрых вестей.

В камине, единственной части нашего дома, выложенной из камня, тлеют остатки дров, из-под крышки котла выбирается приятный аромат мясной похлёбки, подначивая мой живот урчать. Рассказываю всё, опуская одну единственную деталь — письмо.

Матери, которая всё реже выходит на улицу, внутри дома становится легче. Выслушав мой рассказ, она уже сама начинает придумывать оправдания:

— Лин же писала, что приедет. Возможно, это просто не тот караван.

— Ну, следующий караван в Лесные Холмы будет не раньше конца месяца, — замечает отец. — С числами у неё никогда проблем не было.

Всё ещё не верит отец, но я уже не вмешиваюсь. Приободрённая мать делает за меня всё сама. А отец то и дело, отвечая на её додумки, бросает на меня пронзительный взгляд, словно спрашивая: «Ты что-то скрываешь, сын?» Вслух же ничего не произносит.

Семейное празднество пролетает мимо меня. Различные мысли не дают покоя, и я не могу веселиться со всеми, отказываясь от хмеля. Да и родители подавлены отсутствием любимой дочери. Деревенские друзья и знакомые пытаются их растормошить, но под этой крышей прямо сейчас нет места радости.

На рассвете я собираюсь, быстро сгребая свои накопления и несколько самых ценных рисунков. Вещей немного, легко помещаются в заплечную сумку. Туда же на всякий случай запас вяленого мяса и лепёшек на несколько дней. Перемещаюсь по дому аккуратно, чтобы не потревожить гостей, но в дверях меня окликают сонные родители.

— Уходишь, Рен? — смотрит на меня матушка, потирая глаза руками.

— Да, — просто киваю.

Слова не нужны. Они сразу понимают причину.

— Найди её, сын, — мрачно произносит отец, кладя огромную ладонь на моё плечо. — Если что-то случилось, позаботься о ней. Ты — старший!

Выдерживаю его строгий взгляд. Отыщу. Обязательно.

— Возвращайтесь вместе, сынок. Заклинаю, возвращайтесь! — всхлипывает мать.

Прижимаю её к себе, такую маленькую, словно ребёнка, нежно целую в морщинистую щёку.

— Здесь всегда будет ваш дом. Возвращайтесь, — повторяет она. — Хочу ещё увидеть вас, пока земля не забрала меня в свои объятья.

— Вернусь, матушка, — обещаю ей, глядя в серые печальные глаза.

Она целует меня несколько раз. Смотрит, но ничего не говорит, словно понимает, что расставание будет долгим. Видно, знала всё ещё вчера и специально обнадёживала отца. Мы смотрим друг на друга, надеюсь, что не в последний раз, но в спину почему-то звучат такие слова:

— Прощай, Рен, да хранит тебя лес, да поможет тебе природа!

Стискиваю зубы, хочется повернуться, но если сделаю это, то не смогу сделать следующий шаг. Через несколько минут ныряю в шумные и такие родные Лесные Холмы с Западных Ворот, понимая, что увижу родное селенье ещё не скоро.

Базарная улица пронзает деревню насквозь, словно стрела умелого лучника мишень. Сейчас здесь слишком людно, я мысленно прощаюсь и срезаю по переулкам. Так путь будет длиннее, но времени уйдёт меньше. Из-за каравана на центральной улице не протолкнуться.

Уйдя с Базарной я, подобно кошке, иду тихими переулками, двигаясь быстро, хоть и знаю, что караван отбудет лишь на восходе следующего дня. И как местные кошки, я хорошо знаю все короткие пути. Обходя невыложенные камнем топкие места после недавнего дождя, улавливаю сладостный аромат свежих лепёшек и сразу решаю заглянуть к их создательнице.

Она только вынула из каменной печи противень, и пряный запах заполонил округу, привлекая внимание местных. У неё торговая палатка на Базарной, но пекарню держать там накладно, поэтому быстроногие мальчишки за медные орионы или выпечку таскали туда корзинки пополняя запасы для торговли.

— Спасибо, бабушка Ита, — улыбаюсь я седовласой почти беззубой старушке, обменяв один орион на хрустящую румяную сдобу.

— Заходи, Рен, всегда рада тебя видеть! — отвечает она улыбкой, показывая остатки зубов, и смотрит на монету. — А что так много? Меньше нет? У меня сдачи нет.

— Забегу, бабуля, — киваю в ответ с лёгким поклоном, чтоб не разнести навес, а сам не знаю, когда это свершится вновь. — Вот тогда и сдачу дашь.

Миную ещё одно шумное место. На небольшой площадке между домами побогаче разбили с разрешения старейшины временный рынок. Редкие для Лесных Холмов дома с первыми каменными этажами. Местным толстосумам не по статусу столько ходить, а последствия в виде дождя и грязи могут запачкать их одежды. Шум, гам, выкрики людей, называющих цену, звон монет при расплате. На несколько мгновений погружаюсь в этот несмолкающий гвалт, несмотря на свои крупные размеры, подобно ручью, текущему сквозь камни, огибаю быстро снующий народ. Но для меня такой медленный. И опять ныряю на безлюдную тропу между домов.

На одной из тихих улочек я вижу старика, сидящего в окружении детей. Он оживлённо рассказывает им какую-то историю, а мелкотня с интересом заворожённо его слушает. Хорошо поставленный голос дедка заставляет меня остановиться