Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Паника охватила служителя. Реликвия! Что с реликвией?
В следующее мгновение он с облегчением вздохнул.
Все в порядке. Вон она, лежит себе на крышке серебряного ларца, никем не тронутая. Он бережно поднял реликвию и закрыл в шкафу у задней стены крипты. Лишь тогда служитель обратил свое внимание на дона Мигеля и осознал, что священник отошел в мир иной.
Служитель осенил крестным знамением тело старика, иссушенное течением времени, и подумал: «Если судилось, чтобы его сердце перестало биться, а, скорее всего, так и есть, то произойти это должно было именно здесь». Старик безгранично любил это место, а преданность его не знала границ. И теперь он выглядел таким умиротворенным.
Без сомнения, Небеса уготовили для него достойную награду.
Как же ему повезло!
— Да ты и впрямь стала жаворонком, — пробормотала тетя Рут, прошаркав в кухню. — Уже третий раз на этой неделе ты встаешь раньше меня. Что на тебя нашло?
Сидя за накрытым клеенкой столом, Ханна перестала рассматривать желток приготовленного ею яйца всмятку с тостами и подняла голову.
— Ничего. Просто не спалось.
— Не заболела?
Рут искоса посмотрела на племянницу. Она испытывала своего рода чувство гордости за свою способность видеть людей насквозь. Пусть в колледже она и не училась, да и в доме было не найти мало-мальски серьезной книги, но она любила тешить себя мыслью, что Бог ее умом не обидел. Она внимательно относилась к мелочам и носом чуяла обман.
— Не хватало еще, чтобы ты слегла с какой-то заразой, — сказала она. — Достаточно и одного больного. У твоего дяди опять язва разыгралась.
Мать Ханны часто рассказывала, что, когда они повзрослели, Рут была бойкой девчонкой, за которой ухлестывали все парни. Теперь в это с трудом верилось. Ханна всегда представляла свою тетю не иначе как полную, всегда ворчащую домохозяйку. Сейчас Рут брела к кофеварке за очередной дозой кофеина, знаменующей начало еще одного дня безысходности.
— О, уже и кофе сварила? — удивленно спросила тетя.
— Я рано встала.
— С тобой точно все в порядке?
«К чему эти постоянные расспросы, — подумала Ханна. — Ни тебе “как мило с твоей стороны”, ни хотя бы просто “спасибо”». Ничего подобного для тети Рут не существовало. Она всегда считала, что в этом мире никто не поступает без скрытого умысла. Тебя либо пытаются задобрить, либо пустить пыль в глаза. Никто ничего не делает просто так. Всему есть причина.
Рут поднесла чашку к губам и сделала глоток.
— В котором часу ты вчера вернулась с работы?
— Как обычно. В пятнадцать минут первого.
— И встала ни свет ни заря? — Опять этот взгляд искоса. — Почему ты не говоришь мне, что случилось?
— Ничего не случилось, тетя Рут! Честно!
Она всего-то позвонила в «Партнерство ради Жизни» неделю назад. Трубку взяла женщина и сказала, что в самое ближайшее время вышлет ей ознакомительную литературу, вот только Ханна сгоряча взяла да и выдала почтовый адрес Риттеров. Лишь потом до нее дошло, что следовало оставить адрес «Голубого рассвета».
— Пока ты живешь здесь и пользуешься нашим гостеприимством, — Рут никогда не забывала напомнить ей об этом, — в этом доме не будет секретов.
Если на конверте с письмом из «Партнерства ради Жизни» тоже будут изображены сердечки и улыбающийся ребенок, как это было в газете, то Ханне придется долго объясняться. Поэтому каждое утро она всю неделю встает рано в надежде перехватить почтальона. Но письма пока не было.
Девушки в ее возрасте должны думать о женихах, свадьбе и семье. Тогда почему мысль о том, чтобы выносить ребенка для бездетной четы, так запала ей в душу? Объяснение для себя Ханна могла найти лишь в воспоминаниях о своей матери. Ее мама была из тех людей, кто не может отказать другим и верит, что всякий должен помогать тому, кому повезло меньше. «То, что тебе не дают покоя проблемы, — повторяла она, — свидетельствует о том, что пора позаботиться о ком-то другом, кроме себя». Ханна на всю жизнь запомнила этот урок, хотя с грустью замечала, что постепенно забывает нежный голос мамы.
Рут достала из микроволновки тарелку горячих плюшек с корицей и, произведя тщательный осмотр, выбрала ту, которая более-менее удовлетворяла ее требования.
— Я думала, что ты всю неделю должна работать в утреннюю смену, — сказала она.
— Должна, но в закусочной сейчас пусто. Видать, после праздников все сидят дома.
— Смотри, чтобы Тери не заграбастала все лучшие смены себе.
Рут запила плюшку остатками кофе, затем полезла в холодильник за яйцами.
— Надеюсь, что твой дядя не думает проспать все утро. Скажи ему, что завтрак на столе.
Ханна в благодарность за то, что можно ускользнуть из кухни, поспешила подойти к лестнице и прокричала:
— Дядя Герб! Тетя Рут зовет тебя завтракать.
Сверху послышалось недовольное ворчание.
— Уже идет, — передала она ответ дяди и посмотрела в окно гостиной. Как и ожидалось, почтальон уже шел вниз по улице. Было холодно, и Ханна, обхватив себя за плечи, выскочила во двор, едва он только ступил на дорожку.
— Помогаешь мне, да? — весело сказал мужчина. Он открыл сумку, достал из нее пакет, слегка перетянутый шнурком, и вручил его Ханне.
Быстрая проверка показала, что это был вполне предсказуемый набор счетов, журналов и рекламы. Дойдя до крыльца, она увидела конверт с эмблемой «Партнерство ради Жизни» в верхнем левом углу. Девушка уже было опустила его себе в карман, когда неожиданно раздался сердитый голос:
— Ты что творишь? Решила всех соседей обогреть? Ты хоть представляешь, почем сейчас мазут? — В дверном проходе стоял Герб Риттер, облаченный в банный халат и пижаму. Его редеющие седые волосы были взъерошены после сна.
— Извините. Я лишь на секундочку выскочила.
— Дай мне это. — Герб выхватил пакет из рук Ханны, развернулся и направился в кухню, где занял свое обычное место во главе стола.
Ханна поставила перед ним чашку кофе и выжидающе замерла, наблюдая, как он просматривает почту, от которой его настроение только портилось. Ее письмо было последним. Одна сторона его торчала из пачки настолько, что она могла прочитать слово «Партнерство» на месте обратного адреса. Она протянула руку через плечо дяди и выхватила конверт.
— Эй, ты что делаешь?
— Я думаю, это мне. Мое имя на конверте.
— Кто же это тебе пишет? — спросила Рут.
— Никто.
— Письмо само себя написало?
— Это личное. Вы же не возражаете?
Возмущенный голос Рут эхом прокатился по лестнице: