Шиасс. Ни в соседних селениях. Расскажут старосте о моих планах на побег и тогда меня точно выдадут за его внука. Сарид не позволит никому другому подойти ко мне. Да и не из кого особо выбирать.

Непроизвольно кривлюсь, вспоминая грубые руки этого детины, его сальные взгляды и неприятное дыхание. А его обещание “правильно” меня перевоспитать вызывает острое желание стукнуть парня чем-нибудь тяжелым.

— Кривишься? Чай не по душе тебе мужчины наши? — ай, задумалась и забыла, что староста наблюдает, вот же ррахи! — Никак в город хочешь добраться? А что тебе в городе? Без заступника, да без сильного плеча. Здесь-то оно надежнее. Никак свои уже все, в обиду не дадут.

Свои… Мы с прадедушкой полагали, что еще несколько месяцев практики здесь пойдут на пользу моему дару и, что это будет благим делом для жителей окрестных селений. Благим делом… за которое “свои” отплатили мне огнем и пеплом.

— Благодарю, уважаемый староста, за вашу защиту, да заступничество. Но не могу я так быстро привыкнуть к местным нравам, да и к мужчинам присмотреться нужно. — Натягиваю маску наивной глупышки, надеясь выторговать больше времени пока буду искать способ выбраться отсюда.

— Присмотреться? Чай Сарид-то к тебе в дом, как к себе захаживает, поговаривают. — Пожилое лицо становится жестким и суровым и я понимаю, что моя игра провалилась. — Что же ты ещё не рассмотрела, девонька? Чай во грехе-то жить девице не пристало.

Мысли лихорадочным хороводом проносятся в голове. И я прячу глаза, чтобы снова не выдать себя. Нет, это ещё не конец. На мгновение представляю, как буду бежать отсюда всю ночь через лес…

Бесполезно… у них собаки и верены, меня всё равно нагонят. Обогнут гиблые ареалы и встретят на безопасной территории. Потом скажут, что это всё для моего же блага. Как же, неразумная и взбалмошная плохо воспитанная девица, которая не способна сама о себе позаботиться. А вот став женой Сарида, я войду в его семью и тогда уже они по закону станут моими опекунами. Этого хочет староста? Прибрать мой дар к своим рукам? Сквозь шум крови в ушах едва не упускаю следующую фразу:

— …молодка ты хорошая, да многое тебе прадед позволял. Не научил ни послушанию, ни добротелям…

Мгновенно вскидываю голову, откровенно прожигая старосту взглядом. Это уже слишком!

— И какие же добродетели мне требуется в себе развить, уважаемый староста? Мой прадед был прекрасным педагогом и благородным истэром, уж поверьте, он приложил немало усилий к моему обучению и воспитанию! — моя покорность и мягкость рассыпаются пеплом от нахлынувшего гнева.

— Полно те, полно, Данька! Не ершись. Не хотел я задеть память об истэре Фицжерене. Уж не пойми меня превратно, но всё селение тебе косточки перемывает, а я и не знаю уже кому верить. — Тяжело вздыхает и продолжает: — Но решение я принял, и спорить не позволю. Одной жить тебе больше нельзя. Сначала переедешь в мой дом, под присмотр, а там и свадьбу сыграем. Будет-то Сарид или кто другой — дело твоё. Но в девках ходить дальше, да себя порочить — не позволю. Я твоему прадеду позаботиться обещал и таково моё последнее слово!

— Какая же это забота по-вашему лишать девушку свободы?

— А что это за свобода такая, мужиками вертеть, да беду на себя накликивать? А ну как понесешь от кого, так тебя бабоньки местные живьем заклюют! Этого хочешь? Али в городе одной будешь? Так там с тобой и церемониться не станут! Ты мала девка еще, ничего о жизни не знаешь, потому и отпустить от себя я тебя не могу. А вот воспитать тебя правильно — теперь моя обязанность, так и знай.

Мой скрип зубами, едва ли прошел незамеченным. Ну уж нет, меня вполне устраивает мое воспитание!

— Мой наказ ты услышала. Собирайся потихоньку, девонька, да не вздумай глупости натворить. Знаешь же, что за ослушание у нас полагается? — От последних слов по телу пробегает липкий озноб, сжимая горло острыми когтями удушья.

И хотела бы не знать, да видела, как местную женщину, раздев по пояс готовили к тому, чтобы поколотить палками на сельском плацу. Улюлюканье толпы вызвало тогда во мне приступ тошноты. Я так испугалась, что сбежала и не видела, что происходило дальше. Но крики женщины разносились по всему селению и долго снились мне по ночам.

Палка — не плеть. Плетью наказывают за нарушение законов на городской площади. Плеть оставляет на коже шрамы, если тот, кого наказали не успеет вовремя обратиться к целителю. Палкой же удары намеренно наносят не сильные, на теле остаются лишь синяки. Но палка оставляет шрамы в душе. Главная цель такого наказания — унижение.

Поговаривали, та несчастная изменила мужу, но мужчины с которым она это сделала почему-то на плацу не оказалось. Доказательством её вины никто особо не озаботился, а то, что она накануне жаловалась на побои мужа и просила защиты у старосты, наводит меня на самые мрачные выводы. Но особенно гадким оказалось то, что старшие женщины не встали на ее защиту. Вместо этого они долго смаковали события того дня. Прежде-то молодая красавица — жена кузнеца и на язык была остра и помыкать собой не позволяла. А с того дня ходит тенью по деревне, да глаза поднять на людей лишний раз боится…

— По лицу вижу, что ты меня поняла, девонька. — Вырывает из неприятных мыслей старческий голос. — Времени тебе на сборы даю до второго заката. За то время жена тебе комнату сготовит. Многого не бери, уж я тебя необходимым смогу обеспечить…

Глава 5. Сердце разлома

Эдеррион. Северные территории.

Уже три недели. Три недели бесконечного холода. Три недели мы боремся с гиблыми ареалами. Мои воины утомлены.

— Узнай мы раньше о проблемах Северных территорий, достаточно было бы десятка магов и нескольких дней. А сейчас… Ещё немного и спасать стало бы нечего. — Вторит моим мыслям лейтенант Вильес.

Северные земли населены слабо, но здесь находятся ценнейшие из наших шахт. Если бы зараза распространилась ещё хоть на десяток вёрст и замкнула энергию Хаоса в кольцо, то сил даже четырех сотен боевых магов не хватило бы, чтобы разомкнуть его. А у нас нет столько магов!

Без размыкания закольцованной энергии Хаоса невозможно бы было выстроить ритуалы исцеления земель. И если для людей я бы нашел решение, то добычу в больших шахтах пришлось бы останавливать…

Продолжая мысленно желать долгих лет здравия наследнику, понукаю верена ускориться.

Сегодня ритуал в самом большом ареале гиблых