– Что случилось? – подбежал анестезиолог Валера.

– Да вот пьяный с девятого этажа выпрыгнул! Кататравма, АД – 60 на 40! – начал докладывать работник «неотложки».

– Ясно! – коротко бросил Валера. – Разденьте его и укладывайте на свободный стол. Я вызову свободного реаниматолога, шокового хирурга и лаборантов.

– Шоковый хирург давно уже здесь! – обозначился знакомый мне хирург Павел.

– Да господи, ну поможет мне кто-нибудь раздеть его? – разозлилась Валя, вызывающе поглядывая на врачей «Скорой». – Ну чего стоите? Помогайте! Мне ж одной не справиться! В нем веса больше центнера!

– Кто – мы? – недоуменно переглянулись «скорики». – Вобще-то это не входит в наши непосредственные обязанности. Мы должны его только вам доставить. А дальше, будьте любезны, сами справляйтесь!

– И вот так и будете стоять и смотреть, как хрупкая особа этого окровавленного кашалота ворочает, надрывая девичий пуп? – искренне удивился Павел, помогая медсестре стянуть с пострадавшего заляпанную грязью и кровью рубашку. – Какие же вы джентльмены после этого?

– Да нет, мы что! Конечно, мы с радостью поможем! Тем более что он на нашей именной каталке лежит, а нам ее надлежит забрать.

– На, тогда хватай ножницы и срезай с него одежду. Прямо поперек режь!

– А у вас, ненароком, перчатки одноразовые есть?

– Свои иметь надо! На, держи, у меня тут лишние, как раз специально для вас завалялись!

Работа пошла веселей. Через пару минут окровавленная одежда устрашающей кучей валялась на цементном полу. Все медики, кто не был занят в операции, дружно навалились и, кряхтя, перекинули любителя свободного падения на соседний операционный стол. Причем «скорики» как были в своей синей рабочей одежде и уличной обуви, без масок и колпачков, так в ней и оставались до конца действа.

– Нина Ивановна, что это было? – кивнул я в сторону удаляющихся врачей «Скорой».

– Что? – скрепя зубами, недовольно посмотрела на меня операционная сестра. Она еще не пришла в себя от истории с пауком и едкого замечания заведующего. – Что хотите? Вы давайте не стойте столбом, а зашивайте уже рану!

– Я рану зашиваю, причем, заметьте, не языком. И разговаривать абсолютно не мешает. Мне непонятно, почему в операционную совершено никем не останавливаемые безнаказанно врываются чужие люди с улицы? В нечистых, мягко сказать, телогрейках и валенках! Мы же здесь хирургируем, однако! А где медицинские каноны? Где стерильность? Как же хваленая асептика и антисептика?

– Коллега, хватит дискутировать, – тихонько шепнул мне на ухо анестезиолог. – Тут так принято, и похоже, так будет и дальше: плетью обуха не перешибешь. Больной уже просыпается.

Я замолчал, продолжив операцию. В голову лезли всякие мысли, в основном нехорошие.

– Всем спасибо! До новых встреч! – ознаменовал я наложение последнего шва.

– И вам спасибо, – буркнула операционная медсестра. – Доктор, вы откуда к нам такой грамотный приехали?

– С Дальнего Востока.

– У вас там что, как-то не так? По-другому все происходит?

– Боже вас упаси! Дальше красной черты (обозначает стерильную зону в операционной. – Прим. авт. ) никто не сунется, хоть с двадцатого этажа падай! Пока в предбаннике не обработают, не отмоют, не разденут – на стол не укладывают, – спокойно объяснил я и задержался возле нового пациента, изучая его повреждения.

– Понаехали тут! – кто-то сквозь зубы, по-змеиному прошипел мне в спину. – С Дальнего Востока он! Смотрите, какой правильный тут нарисовался, вот и сидел бы там! Понаехали тут!

Я не стал оборачиваться, сделал вид, что не расслышал жалящим укусом пущенную в свой адрес реплику. Придет время, точки над «i» сами собой расставятся.

Вот так: дежурство едва только началось, а я уже второй раз слышу подобное замечание. Дальше, правда, их будет еще немало, и все чаще от одних и тех же недалеких, не блещущих умом персонажей.

И вот здесь мне захотелось совершить лирическое отступление по этому поводу. Немедленно, прямо сейчас!

Всего два слова содержит эта простая, казалось бы, фраза. А сколько злобы и ненависти в нее вложено, сколько она таит в себе негативных эмоций. За версту разит от нее неприкрытым цинизмом, спесивой надменностью, высокородным чванством и тупой кичливостью, попахивающей откровенным шовинизмом. Всего двенадцать букв составили гнусное предложение, но и их с лихвой хватает, чтоб попрать честь и достоинство оппонента. Тот, кто хоть раз получал кинжальный удар ниже пояса этим смердящим словосочетанием, тот поймет, как жалит «Понаехали тут!».

Прожив на Дальнем Востоке с пушковолосого детства и до посеребрившей виски зрелости, я НИ РАЗУ не слышал ни в свой, ни в чей-то другой адрес таких ужасных слов. Там никто ТАК не говорил! Наши бесстрашные предки когда-то прибыли осваивать необъятные просторы Сибири. Кто по своей, а кто по чужой воле ступил на далекую необжитую землю в конце XIX – начале 20 в. Оттого мы, их прямые потомки, не являемся коренными жителями тех мест.

Мой дед по отцу родился на плоту во время сплава по Амуру в 1894 году, когда его родители переселялись на Дальний Восток из Симбирской губернии, поддавшись на пропаганду, призывавшую осваивать новые земли на краю Великой империи.

Никто не заявлял им: «Понаехали тут!» – а наоборот, туземцы – орочоны, эвенки, эвены и остальные народы, испокон века проживавшие в тех местах, с распростертыми объятиями приняли переселенцев и помогли им в самые трудные первые годы выжить в таежных условиях необычайно сурового местного климата.

В смутное время Гражданской войны целые народы нашли прибежище, убегая от острой нужды на Восток. До сих пор потомки выходцев из Украины и Белоруссии бережно передают из поколения в поколение рассказы о своей исторической Родине. А сколько эвакуированных беженцев укрылось здесь в Великую Отечественную войну, их обогрели, приютили, спасли от голодной смерти в те дни. А сколько моих земляков полегло под Ленинградом, грудью встав на защиту колыбели трех революций? Вся земля вокруг усеяна костями дальневосточников, отстоявших честь и независимость нашей Родины.

Конечно, не одни дальневосточники выиграли ту войну, все народы Советского Союза поднялись на борьбу с агрессором. Был тогда единый народ – советский, который сломал хребет фашистскому зверю.

Поэтому вдвойне тяжело слышать «Понаехали тут» из уст учительницы литературы питерской школы, где стала учиться моя дочь. Она позиционирует себя коренной петербурженкой, а все остальные для нее – лимита. У дочери в классе 70 % учеников приезжие, и все – понаехали!

Я довольно беззлобно и интеллигентно побеседовал с той училкой: ригористка до мозга костей. Да, она родилась в Ленинграде, окончила здесь школу и университет, поэтому считает, что сей факт позволяет ей смотреть на приезжих из других регионов, мягко говоря, свысока. Но, расположив к себе и выведя ее на откровенный разговор, я выяснил, что папа ее пришел пешком из Новгородской области в обмотках, чтобы восстанавливать город Ленина после блокады. Заметьте, не с Петром Первым высадился дождливой майской ночью 1703 года на Заячий остров, а в 1946 году из голодной деревни отправился искать лучшей доли.