и стрелять не начал. Отобрал тогда Яшка у вождя документы, бумажник и браунинг. Хорошо в заложники вождя не взял или не застрелил его. Простил его Ильич. Казимировича. Про этот случай в Москве живенько так судачили…

Чекисты, конечно, Кошелька и его подельников вычислили и уничтожили, всех их в безымянной могилке прикопали. Браунинг Ленину вернули. При Яшке ещё и его дневник нашли. Писал он, что не разобрался на месте, кого ограбил. Сожалел очень бандит, что не пристрелил Ленина.

— Добрый день, Степан Казимирович, — вежливо поздоровался я с водителем.

Гиль не соизволил мне так же ответить, только своими усами пошевелил.

— Садись. Сколько ждать уже можно…

Во как… Ну, большой человек… Что тут скажешь.

Лимузин Delaunay-Belleville 45 промчался по московским улицам — разбегайся народ. Машина — зверь. Ранее им император Николай Александрович пользовался.

До недавнего времени у вождя Turcat-Mery был, но угнали его. Тут дорогие авто частенько воровали, перегоняли в Финляндию. Там уже их умельцы разбирали по винтику и в Европу как запчасти продавали.

Машинка угнанная тоже была с историей. Прежним её почётным пассажиром являлся министр-председатель Временного правительства Александр Керенский, а до него автомобиль принадлежал Великой Княжне Татьяне, старшей дочери Николая Александровича.

Я машинами интересовался. Это у меня ещё со знакомства с князем Александром Владимировичем пошло. Ну, а после спасения императора, даже на этом Delaunay-Belleville 45 как-то меня прокатили. На награждение привезли. Эх, когда это и было… Вроде, и годочков-то с того момента не много прошло, а сколько всего в них уместилось. Вот и опять я на этом авто я еду. Уже к другому первому лицу России.

Вот и Кремль. Опять меня вели по каким-то коридорам, лестницам, переходам…

В комнате без всякого обозначения на дверях меня встретил Залманов.

— Вот результаты сквозного просвечивания…

Как же так мой пациент поломаться умудрился?

Случай не простой…

Без моего аппарата, уворованного у Гавриила Абрамовича, тут точно не обойтись…

— Сколько времени с момента перелома прошло?

Залманов ввел меня в курс дела.

— Пациент капризный, особенный…

Ну, про это я уже осведомлен.

— Не удивляйтесь, Иван Иванович. Для подобных случаев у нас все специалисты на учете. И здесь, и там… Это — давно сложившаяся практика.

— Понял…

Я само-собой про такое и не знал раньше. Не приходилось как-то на высший уровень пациентов залетать.

— Думаю, ничего Вам объяснять не надо. Операционная готова, пациент — тоже.

Эх, избави нас Господь от таких пациентов…

Зря Залманов на Самого наговаривал. У меня и похуже подопечные попадались. А, оборудование и всё прочее тут… лучше не бывает. Виден серьезный подход и вдумчивое отношение к делу.

— Пока тут жить будете. Выход из медблока запрещен. Всё необходимое Вам по первому слову будет предоставлено.

Сам Залманов медикаменты не очень любил. Путь к исцелению своим пациентам пробивал несколько другим образом. Больше на жизненные силы подопечного надеялся и активировал их. Получалось у него, надо сказать, хорошо.

Сормах меня, наверное, уже потерял. Осталась дивизия без руководителя медицинского обеспечения…

Понятное дело, ему ничему о мне не сообщили. Может, похоронил он уже меня.

Медблок прямо за рабочим кабинетом Владимира Ильича находился. А, что — удобно. Случись что, медицина рядом. Постоянно там доктор присутствовал и хорошо подготовленный средний медицинский персонал. Мне тоже место выделили. Когда я не занят со своим пациентом был, то новинки медицинской литературы штудировал. Проводил время с пользой. Сидел тихонько, как мышка. Не мешал вождю работать. Тот книгами, бумагами какими-то обложился, писал, переписывал, правил…

Когда вождь решал дела с ответственными товарищами по партии, меня за дверь выставляли. Правильно, нечего лишнего мне знать. Во многих знаниях — многие печали. Услышишь что-то неположенное, можно и головы лишиться.

Зря Залманов на Ильича грешил. Всё тот исполнял и меня слушался. Шутил, что я сейчас его главнее. Угощал меня чаем. Самым обычным. Не каким-то особенным.

Так шел день за днем. Я иногда задумывался, а что, дальше со мной будет? Куда судьба моя после такого пациента повернётся?

Глава 8

Глава 8 Что в газетах пишут

Моя дивизия, вернее, дивизия Сормаха, где я служил, двигалась на Париж, а я находился в Москве. Занят был важным и нужным делом, но сердце и душа рвались туда, где сейчас сражались мои товарищи.

Как там дела? Что с ними?

Владимир Ильич ежедневно получал массу газет, как российских, так и из большинства мировых столиц. Доступ к ним мне был совершенно свободен и я в первую очередь выискивал на газетных листах новости из Франции.

Про собственно боевые действия информации было мало. Победоносно вступили в тот-то населенный пункт, взвились красные флаги над таким-то городком, Армия Мировой Социалистической Революции стала ближе на столько-то верст к столице Франции…

Меня же что-то более конкретное интересовало, а не одни общие фразы.

Нет, было что-то и про частности. Скажем, про то, как шестая французская армия попыталась перейти в контрнаступление, но попала под наш мощный перекрестный огонь, понесла большие потери и вернулась на свои первоначальные позиции. Из двадцати восьми танков, что были использованы французами против нас, на поле боя осталось восемнадцать.

Как будто про наступление роты, ну, или батальона написано. Только количество поддерживающих пехоту танков велико. Вообще-то, у французов танков много, не одна тысяча. «Шнейдеры» и «Сен-Шамоны» громоздкие и неповоротливые, они — лёгкая добыча артиллерии. В последнее время у французов, правда, Renault FT-17 появились. Они уже получше.

На «Красном Сормове» такой танк наши инженеры по болтику-винтику разобрали, скопировали и теперь производят там танки для Армии Мировой Социалистической Революции. Называется русский танк «Борец за свободу товарищ Ленин».

Газеты, что наши, что иностранные всё больше сообщают о забастовках, митингах, демонстрациях французов. Данные приводят, конечно, официальные, а значит — сильно преуменьшенные. Если де, год назад, когда ещё Великая война бушевала, произошло за двенадцать месяцев девяносто восемь стачек, в которых участвовало около десяти тысяч человек, то уже в текущем году их было чуть не семьсот с участием трёх сотен тысяч подданных Франции.

Трёх дневной давности берлинская газета писала, что в бассейне Луары и в парижском промышленном районе бастуют двести тысяч металлистов. Это враз перечеркивало всю французскую статистику, показывало, как Франция занижает данные о бастующих.

Поляки, им, как оказывается, тоже было дело до Франции, похихикивали над тем, что на заводах Рено и Сальмсона в Билланкур бастует сорок тысяч рабочих. Повод — отправка на фронт против