Дружинники расстилали на окровавленном полу свеженарубленные сосновые ветки. Запахло смолой и дымом от разожженного очага. Хельги уселся на вытертую от крови лавку, с любопытством осматривая помещение. В общем-то ничего необычного — очаг из круглых камней, островерхая крыша с отверстием для выхода дыма, вдоль стен — широкие, накрытые сукном и шкурами лавки. Пара больших сундуков с одеждой и нехитрой утварью — деревянной посудой да плетенными из лыка туесами, под одной из лавок — плотницкий инструмент: долото, лучковая пила, топоры.

— На них напали внезапно, — опускаясь рядом на лавку, высказал предположение Снорри. — Они даже не успели оказать сопротивление!

— Да, — согласно кивнул ярл. — Видно, пришельцев здесь хорошо знали… Или, по крайней мере, хотя бы одного из них. К тому же… — Он наклонился вдруг к самому уху молодого варяга. — Ты заметил, как убили женщин?

Тот удивленно поднял глаза:

— Обыкновенно убили. Перерезали горла…

— Нет, — Хельги усмехнулся. — Горло перерезали уже потом, сначала их поразили в сердце… оставив такие маленькие дырочки, какие вряд ли бывают от копий…

— Тонкий кинжал? Стрела?

— Может быть… Но очень похоже и на другое. — Ярл прищурился от разъедающего глаза дыма. — На то, как убивал свои жертвы друид! Ты помнишь?

— Тонкий железный прут!

— Именно.

— Но откуда…

— Пока не знаю, Снорри. — Ярл тяжело вздохнул. — Это всего лишь предположение. И очень хотелось бы, чтобы оно оказалось ошибочным.

Улеглись спать поздно ночью — ярл и Снорри — на лавках, остальные — вповалку на сосновых ветках. Ярко горело в очаге жаркое пламя, брызжа горячей смолой, потрескивали дрова, и едкий дым стелился по стенам, медленно поднимаясь к потолку. Составлявшие почти половину дружины варяги уснули сразу — были привычны к картинам кровавой бойни. Не было таковое в новинку и славянским дружинникам, а вот что касается простых возчиков… У Жердяя, к примеру, зуб на зуб не попадал от страха, да и Трофим Онуча тоже чувствовал себя не лучшим образом, хотя и не показывал виду. Обсуждали случившееся шепотом, косясь на спящих варягов. Месть, говорят… Да не было таких врагов у старого Конди, чтоб так страшно мстить! Колбеги? Давненько они тут не появлялись, а если б и появились, так и скот бы увели, и в доме подобрали бы все до последней нитки, и в амбарах. Да и девок не стали бы убивать — это ж какой товар! Нет, не колбеги это и не соседи весяне. Тогда — кто же?

Те же вопросы мучили и ополоумевшего от навалившегося горя Дивьяна. Парень почти бежал по заснеженной лесной тропке. Нет, не уйдут враги, кто бы они ни были! Колбеги? Да, скорее всего, это колбеги — так рассуждал отрок, ничегошеньки об этом племени не зная. Но зачем знать? Разве ж не они убили отца и двоюродных братьев? Разве ж не они чуть было не прикончили старого Конди? Вот и теперь явились в здешние леса с кровью! Ничего… Никуда не денутся…

Не чувствуя усталости, шел по следам врагов Дивьян. Поторапливался — с неба уже валил снег крупными белыми хлопьями, еще немного — и заметет следы, ищи тогда недругов — век наищешься! Тяжело дыша, отрок глядел на снег, примечая: вот — копыта коня, вот — чей-то сапог, а вот — лыжи. Это хорошо, что они на лошадях. Оно, конечно, пешему конного не догнать, да зато коней издалека учуять можно. И по навозу свежему, и по волкам, что шли следом, — ишь развылись, твари! Ненависть гнала Дивьяна вперед по заметенному снегом лесу. Волки выли где-то впереди, поспешая за людьми и конями, странно, что они не остались полакомиться человечинкой на усадьбе. Может, спугнул кто? Или это какая-то другая стая? Тут, в лесах, волков было множество. Нет зверя страшнее этого хищника, нет лютее его, хитрей и выносливее. А быстр — иногда и рассмотреть не успеешь, как шмыгнет у самых ворот серая тень, глядь-поглядь — и нет собаки, а то и двух сразу, как уж бывало не раз. Опасен зверь, умен — добычу может преследовать днями, выжидая удобный момент, а как выждет — все! Вцепится острейшими зубами в горло, порвет, тут налетит и вся стая — повалят несчастную жертву на землю и примутся жрать, терзая еще теплое тело, так что к утру останутся лишь рожки да ножки, вернее, копытца. Ничем не брезгуют волки — ни мышью полевой, ни птицей, ни человеком.

От ненависти совсем утратил осторожность Дивьян, одним только и жил — не потерять бы следы, не упустить бы, совсем и не думал про волков, а надо было…

Он заметил их поздно, слишком поздно, чтоб убежать, да и куда здесь бежать-то? Была, правда, когда-то поблизости, около болота под названием Чистый Мох, охотничья заимка — да цела ли? А если и цела — что с того? Все одно на своих двоих не убежишь от стаи.

Вот, кажется, что-то сверкнуло в снегу! Дивьян замедлил шаг, поднял — уточка. Бронзовая подвеска-уточка, из тех, что так любили носить замученные сестрицы. Значит, он на верном пути! А там, за холмом, уж не ржут ли кони?

Дивьян поднял глаза — прямо перед ним вспыхнули в ночи желтые искорки. Звезды? Искорки приближались, вот уже слышно стало дыханье, резко пахнуло зверем… Волки!

Не раздумывая, Дивьян бросил в сторону шапку, сам же отпрыгнул к ближайшей сосне и, в кровь обдирая руки, быстро полез наверх. На сосенке этой и просидел до утра несчастный отрок — не замерз, не особо-то и холодно было, да и употел, бегая. Однако ж хоть и не холодно, да к утру остыл. Подумал было спуститься — попрыгать, согреться — так бы и сделал, коли глуп был, да вот только не был совсем уж глупцом Дивьян и повадки волчьи знал хорошо. Не отпустят они его, пока не найдут новой, более предпочтительной жертвы. Оставят нескольких — сторожить, а вся стая будет ходить неподалеку кругами, охотясь на всякую мелочь, да выжидать — не свалился ли глупец человечек с сосенки? А он ведь обязательно свалится — не от холода, так от голода.

Что-то спорхнуло с соседней елки, шумно трепеща крылами. Тетерев! Упитанный, тяжелый, мясистый. Такого б в котел, да с кореньями разными, да с просяной кашей! Хотя, конечно, и без каши обойтись можно — был бы тетерев. Ощипать да на вертел! Или еще лучше — закатать в глину, да в земельку его, сердечного, а сверху костерок разжечь, любо-дорого мясо выйдет: сочное, мягкое, вкусное… Дивьян вдруг остро почувствовал, что проголодался. Сколько он уже не ел — со вчерашнего дня? Эх, забыл в избе котомку, вот дурень. Зато стрел прихватил с избытком… Оно, конечно, неплохо, да ведь во… Волки… А что, если…

Наладив стрелу, отрок осторожно спустился к нижним веткам… Ага! Вот они, голубчики, в кусточках таятся. Для охотничьей-то, птичьей, стрелы далековато. Можно, конечно, и в глаз засадить… нет, все одно далеко. А в хребет иль в лоб — что толку, шкура там толстая, можно и не пробить. Лучше в брюхо иль в бок хотя бы… Выманить бы как-нибудь, тварей. Чего б им бросить-то? Дивьян пошарил за пазухой — ничего подходящего, кроме подобранной шейной подвески — уточки. Ну, на нее вряд ли волки польстятся. Надо что-то другое, чтоб живым человеком пахло. Хоть, право слово, полушубок снимай, шапку-то давно выбросил. Шапку-то выбросил, а рукавицы? Пожалуй, можно одной пожертвовать — чего ж еще придумать-то?