разбивать себе сердце или рисковать последствиями, когда ничего не получится, или она изменит или уйдет… — Я качаю головой. — Я женат на королях, и меня это устраивает. Моя работа позволяет мне быть достаточно занятым в эти дни, помогая Джейкобу убедиться, что вы с Коннором не поубиваете друг друга, когда вы не сходитесь во взглядах. — Я пытаюсь немного смягчить свой тон, придавая ему немного легкомыслия. И это правда. Ни один орден ирландских королей никогда не управлялся совместно за всю их историю. Учитывая историю отношений между двумя братьями, путь Лиама и Коннора вперед в этом деле после их соглашения руководить вместе был усеян трудными моментами. Они добились этого до сих пор, и я не сомневаюсь, что они продолжат во всем разбираться, но это было нелегко. Это зависит от меня, как от лучшего друга Лиама и силовика, и от Джейкоба, как от Коннора, помогать уладить дела.

— У меня никогда не было особого интереса к детям, — добавляю я прямо. — У меня и так дел по горло, чтобы вы двое вели себя прилично. Я буду совершенно счастлив быть дядей Найлом для этого ребенка и для любых других, которые будут у вас с Анной.

Лиам открывает рот, чтобы ответить, но его прерывают звуки шагов и голос Луки, доносящиеся с другого конца комнаты, когда он и его жена София входят, Лука держит на руках их маленького мальчика Джованни.

— Как она? — Спрашивает Лука, и Лиам бросает на меня взгляд, говорящий, что мы поговорим об этом позже, прежде чем встать, чтобы поприветствовать их обоих.

— Она отдыхает, — говорит он. — Надеюсь, доктор позвонит мне в любую минуту и скажет, что дела снова идут на лад.

— Я пойду с тобой, — решительно говорит София. Я вижу, как у Лиама дергаются губы, потому что он знает, что ему абсолютно ни за что не отвертеться от присутствия с ними лучшей подруги Аны.

Доктор выбирает этот момент, чтобы выйти, окидывая взглядом нашу маленькую группу.

— Миссис Макгрегор проснулась, — сообщает он Лиаму. — Она спрашивает о тебе, ребенок уже на подходе.

Лиам бросает на меня обеспокоенный взгляд, когда поворачивается, чтобы уйти, и я делаю все возможное, чтобы ободряюще улыбнуться ему.

— Беги, — говорю я ему, кивая в сторону коридора, где стоит доктор. — Ты будешь отличным отцом.

Лиам одаривает меня неуверенной улыбкой, которая внезапно напоминает мне о том времени, когда мы были намного моложе, когда один из нас подбивал другого на какой-нибудь безрассудный поступок. Затем он поворачивается, чтобы уйти, София следует за ним, оставляя нас с Лукой ждать.

Я уже точно знаю, что это будет долгая ночь.

3

ИЗАБЕЛЛА

Мой отец сидит за своим огромным длинным столом из красного дерева, когда я вхожу в его кабинет, моя мать подгоняет меня внутрь, закрывая за мной высокие резные двойные двери, оставаясь снаружи. Здесь только мой отец и я, и его лицо выглядит смертельно серьезным, что заставляет мои внутренности трепетать, когда я подхожу к нему.

Ребенком я любила, когда меня вызывали к нему в кабинет. Тогда все было намного невиннее, ставки в моей жизни были намного ниже. Мне нравился блестящий деревянный пол, толстые тканые ковры, гладкое дерево его письменного стола и кресла из дерева и кожи перед ним, которые в то время казались мне такими массивными. Книжные полки от пола до потолка, заставленные томами в кожаных переплетах, казались больше, чем любой человек смог бы прочесть за всю жизнь. Потрескивание камина успокаивало. Мне нравилось вдыхать аромат сигарного дыма моего отца, сидеть у него на коленях, играть с его усами и зачарованно наблюдать, как он наливает янтарную жидкость в хрустальный бокал, от которого на деревянной поверхности стола пляшут радуги. Он расспрашивал меня о том, как прошел мой день, и о моих уроках, и я охотно рассказывала ему. Его кабинет казался таинственным, важным, причудливым миром, и то, что меня впускали внутрь, было долгожданным удовольствием.

Теперь я боюсь этого. Мой отец — мой тюремщик, и его кабинет — это место, где в один прекрасный день он огласит условия моего пожизненного заключения. В последнее время он редко зовет меня сюда, а это значит, что каждый мой визит может быть тем, в котором он рассказывает мне, что ждет меня в будущем.

— Садись, Изабелла, — говорит он, и в его голосе слышится усталость, которой я раньше не замечала. Я не спорю, присаживаюсь на краешек кожаного сиденья, чопорно сложив руки на коленях, как послушная леди. Послушная дочь. Все, чем он когда-либо хотел, чтобы я была, и все, против чего я выступаю.

— В чем дело, папа? — Я прикусываю нижнюю губу, гадая, проболтался ли Хосе о садах. Я действительно надеюсь, что это так, что меня вызвали сюда, чтобы прочитать лекцию о том, как выполнять приказы и не сбивать с пути свою младшую сестру вместо того, чтобы сообщить новости, которых я боюсь.

— Как ты знаешь, Изабелла, сегодня у меня была важная встреча. — Он сцепляет пальцы перед собой на столе, и теперь я вижу, что его глаза тоже выглядят усталыми, как будто день вымотал его. Или, может быть, он выглядел так дольше, чем я думала, и я просто не замечала.

Каждый вечер мы ужинаем всей семьей за длинным столом из дерева в официальной столовой с кованой люстрой над головой и изысканным фарфором, который моя мама привезла с собой в качестве свадебного подарка. Но даже при этом мне кажется, что с годами мой отец становится все более отстраненным, как будто другие вторгающиеся картели и заботы о том, как защитить его семью и его наследие, подтачивали его постепенно, как вода, набегающая на берег ручья. Это та жизнь, в которой он хочет, чтобы я жила вечно. Жизнь, в которой я буду жить вечно, такая, где мой муж никогда по-настоящему не будет моим, где я буду товаром, который покупают, продают и снова сажают в клетку. Мне хочется кричать. Но вместо этого я сижу здесь, как послушная дочь, сложив руки на коленях, ожидая, когда он продолжит говорить, и молча киваю.

— Мы устраиваем торжественный прием через несколько недель, после того как я закончу кое-какие другие важные дела и встречи.

— Еще встречи, папа? — Я слышу легкую горечь в своем тоне, и мне интересно, заметит ли он это. Больше встреч с более важными мужчинами означает больше дней в моей комнате, мой поводок натянут