впился острыми иглами в тело, залился в рот, в уши, в нос. Мэк стал захлебываться, окаменевшая одежда тянула его на дно, однако он боролся и трепыхался, пока все тело не сковало от боли. Руки и ноги онемели, вода захлестнула лицо, и мальчик стал медленно падать вниз. Легкие раздирало, но он еще видел, как по тонкому льду над ним легким галопом мчится белый конь, с развевающимися на ветру гривой и хвостом, с всадником на спине. Конь перемахнул полынью, остановился, и всадник спрыгнул на лед.

«Мэкки! Мой Мэкки Огонек!»

Он опустился на колени над полыньей, и вокруг расстелился длинный плащ из снега и льда. Всадник опустил руки в воду, и Мэдиана потащило вверх, выше и выше, пока она не коснулся холодной ладони всадника.

“О, Мэкки, наконец-то!”

Мэдиан не мог различить его лица – как в тумане он видел длинные черные волосы, черную бородку и усы, неожиданно яркие глаза цвета малахита, но лицо... лицо не разглядеть, как бы Мэк не напрягал зрение.

“Вернись ко мне, мой Огонек, – прошептал мягкий глубокий голос будто прямо в сердце мальчика. – Вернись ко мне, прошу!”

“Папа?” – неуверенно подумал Мэк, сжимая ледяную ладонь.

“Сынок, – отозвался всадник. – Останься со мной, пожалуйста!”

В памяти Мэка на миг появились тетя Пэтси и дядя Джек, и дом, и цветные дорожки в парке, и сладкие леденцы, которые ему покупала тетя Пэтси на сдачу, но все тут же исчезло. Весь мир, который он знал, сгорел за одну ночь, и Мэку некуда было возвращаться.

“Папа, – позвал он. – Это ты, папа? Забери меня, мне так холодно здесь, пожалуйста!”

“Конечно, сынок. Ты хочешь остаться со мной?”

“...да”.

Озеро вокруг взбурлило и вытолкнуло Мэка из полыньи в руки всадника. Он схватил мальчика, согнул через колено и надавил ему на спину. Вода хлынула изо рта и носа Мэка; мальчишка чуть не захлебнулся и зашелся в отчаянном кашле.

- Тише, Мэкки, тише, – шепнул отец. – Все хорошо.

Мэдиан наконец увидел его лицо – бледное, словно снег, красивое, строгое и печальное. В ответ на взгляд мальчика всадник улыбнулся, подхватил его на руки и прижал к груди. Длинные черные волосы обвились вокруг Мэка, словно кокон. Парнишка жадно прижался к мужчине, согреваясь в его тепле; и его руки теперь тоже были теплыми, хотя Мэк мог поклясться, что всего минуту назад...

Отец укутал его с головы до ног в свой плащ, изнутри подбитый длинным белым мехом. Мальчик зарылся в него по самые уши. Дрожь прошла, холод исчез, стало так хорошо, будто Мэк уснул около печки, под пуховым одеялом.

- Мэкки, мой Мэкки, наконец-то! – мужчина поднялся, крепко сжимая мальчика в объятиях. Громко заржал конь, вокруг торжествующе взвыла вьюга. – Мой, только мой! Наконец-то я пришел к тебе, вернул тебя, Огонек!

- Папа? – полувопросительно, полусонно прошептал Мэк.

- Спи, Огонек. Путь у нас неблизкий.

Но Мэк не мог спать, пока не выяснит самый важный вопрос. Стряхнув сладкую дрему, он уперся рукой в плечо отца и спросил с затаенной обидой, которая зрела в нем столько лет:

- Почему ты раньше не пришел за мной?

- Потому что люди – гнусные воры, – процедил всадник. – Но они не только крадут, они запирают украденное на тридцать замков, хотя оно им только ненавистно и не нужно. Их священники, псалмы, кресты, хуже цепных псов! Я не мог и близко подойти к тебе. Если бы ты хоть раз, гуляя у озера, снял свой крест…

Мэк прикусил губу. Что-то такое ему тысячи раз говорили священники и миссис О’Доннел...

- Значит, твой кот – это дьявол? – робко спросил он, и всадник громко расхохотался:

- Конечно, нет! Это мой старый друг, Ирусан, король всех котов. Он и его слуги присматривали за тобой, пока тебя держали в клетке. А где он, кстати?

- Я его попросил, – Мэк нервно облизнул губы; взрослые редко хвалили его за самостоятельность. – Я попросил спасти тетушку Пэтси и дядю Джека. Они... они все еще там, – он мотнул головой в сторону города и зажмурился. Отец притянул его ближе и коснулся губами лба.

- Хорошо, Мэкки. Ирусан всегда держит слово, и твои тетушка и дядя будут под его защитой, пока опасность не минует. Это они заботились о тебе?

Мэк кивнул.

- Значит, пришло время их вознаградить. Я дарую им отменное здоровье, чутье на ложь и удачу во всех делах. А теперь – нам пора.

Он свистом подозвал и посадил мальчика на седло, сам тут же вскочил на спину лошади и снова завернул Мэка в плащ.

- Я все еще не знаю, как тебя зовут, – смущенно сказал мальчик.

- Я Аррун, а это, – отец похлопал коня по шее, – тоже мой друг, Иней, сын Вьюги и Бурана. Его можно погладить.

Иней приветливо всхрапнул. Он был белее снега, его глаза – чернее ночи, а серебристые грива и хвост опускались до земли. Мэк осторожно выпростал руку из плаща и погладил шею Инея, удивленно прислушиваясь к своим ощущениям. Вокруг свистела метель, мальчик чувствовал мороз, но ему было не холодно.

- Папа, а я… умер? – нерешительно уточнил он, покосившись на полынью.

- Для людей – пожалуй, что да, – после паузы ответил Аррун.

- Тогда куда же мы едем?

- Домой. Мои подданные, мои братья и сестры, их дворы и семьи – мы все покидаем этот мир. Только я задержался, ожидая тебя.

- На одиннадцать лет? – прошептал Мэк.

- Одиннадцать? Это, наверно, очень долго, раз ты успел вырасти. Я все время ждал, пока ты дашь мне возможность, хотя бы позовешь меня...

- Я не знал, – ответил мальчик. Столько времени он потерял! – Мне никто не сказал, что я могу позвать тебя.

- Но в эту ночь ты позвал, и я сразу услышал. Ты так звал меня, – с нежностью сказал Аррун, крепче прижимая Мэка к себе. – Огонек, скажи, кто посмел так напугать тебя?

Страшное видение горящей церкви и воплей, полных невыносимой боли, снова явилось перед мальчиком. Грохот в небесах и на земле, жуткий свист, огонь, дым и кровь...

- Шерман! – прошипел Мэк, его рыжие волосы поднялись, будто вздыбленная шерсть. – Шерман! Он убил их всех! – он оперся руками о плечо отца и приподнялся на седле,