– Если не найду, прибью тебя, тварь! – пообещал Макс, обернувшись к ней.

Катя с ужасом смотрела на брата, на его стеклянные, остановившиеся какие-то, страшные глаза. Теперь она точно поняла: он наркоман и ни перед чем не остановится, чтобы добыть себе дозу. Он ее просто изувечит за эти несчастные деньги. Ей необходимо бежать из квартиры, уносить ноги, пока в припадке ярости родной братец не выкинул ее из окна.

Бежать…

Куда угодно, лишь бы подальше от обезумевшего брата!

Стараясь двигаться как можно тише, она переползла ближе к двери в комнату, прижавшись спиной к стене, поднялась на ноги. И, дождавшись, пока Макс отвернется, опрометью бросилась прочь из квартиры.

Катя бегом поднялась на двенадцатый этаж и забарабанила кулаком в дверь квартиры дяди Гриши. Он открыл, девочка ворвалась в квартиру и, судорожно всхлипывая, привалилась спиной к двери.

– Ты чего? – Григорий обалдело моргал, глядя на нее. – Что с тобой? Упала, что ли, на лестнице?

Она попыталась что-то сказать, но из горла вырывался лишь свистящий хрип.

– Ладно, ладно, я понял. Тихо, все хорошо, я рядом.

Он прижал Катину встрепанную голову к своему плечу, успокаивающе погладил по спине, носовым платком стер кровь с губ. Катя понемногу успокаивалась, дышала уже ровнее, прижимала скомканный платок к разбитой губе.

– Неужто эта падаль на тебя полезла? – медленно, как бы раздумчиво, произнес дядя Гриша.

Он казался совершенно спокойным, но Катя видела, что скулы его побелели от сдерживаемого бешенства.

– Ну, я его, падлу… Ты посиди здесь.

Григорий ринулся к двери. Катя бросилась за ним, вцепилась в рукав футболки:

– Дядя Гриша, пожалуйста, не ходи туда! Не трогай его! Он же – в милицию, а ты… Не хочу, чтобы из-за этого урода тебя снова посадили!

Он посмотрел на нее с изумлением, пробормотал ошарашенно:

– Ишь ты… смотри-ка… пожалела…

И, наконец, взяв себя в руки, произнес:

– Ну, как знаешь, дело хозяйское, дело хозяйское. Тебе с ним жить… Только как же ты будешь тут? Сегодня еще можешь переночевать у меня, а утром я уезжаю. Поезд у меня, понимаешь?

– Уезжаете? – потерянно повторила Катя.

Только теперь, оглядевшись, она заметила у двери блекло-зеленый походный рюкзак – полупустой, но явно собранный в дорогу.

– Куда уезжаете?

– Так на Украину, к корешу моему, к Витьке, я ж тебе говорил, – смущенно объяснился дядя Гриша. – Я уж и билет купил, вот, думал, успею с тобой попрощаться, или уж не увидимся? А видишь, как все повернулось-то…

Катя, опустив голову, сделала несколько неуверенных шагов в сторону, присела на корточки, потрогала рюкзак, словно до конца не веря в его достоверность.

Затем встала, решительно тряхнула головой и произнесла:

– Дядя Гриша, возьмите меня с собой! Ну, пожалуйста, возьмите, а? – она просительно заглянула в его глаза.

– Это куда это? – всполошился Григорий. – К Витьке в автосервис? Подмастерьем, что ли? Тачки будешь домкратом тягать, а? – Он делано рассмеялся. – Что это ты такое удумала, девка?

– Не подмастерьем, – Катя отчаянно затрясла головой, подступила к дяде Грише, заговорила горячо: – Я не могу тут оставаться, вы же видели… Он меня однажды просто убьет. Он курит что-то такое или ест, я не знаю, наркотики, понимаете?

– Ох ты ж, торчок галимый, – прищелкнув языком, с пониманием покачал головой дядя Гриша. – А ведь, пожалуй, ты и права, Катюха, хрен его знает, как у него башню-то повернет. Опасно тебе с ним. Может, тебе матери позвонить?

– Да говорила я с ней, сто раз говорила, – всхлипнула Катя. – Она ничего не слушает, только и знает – мне некогда, разберитесь сами, вы уже взрослые. Дядя Гриша, мне уезжать отсюда нужно. К отцу, понимаете? В Харьков! Хотя бы до приезда мамы. Потом уж мы как-нибудь разберемся.

– Ну, так а я-то тут при чем? Я ж не в Харьков еду, в Джанкой! – попытался отделаться от нее Григорий, но Катя не отставала:

– И что? Вы мне только границу пересечь помогите – там же пограничники поезда проверяют, они меня без взрослых не выпустят. А мы скажем, что вы мой дядя, что мы вместе к бабушке едем. И все устроится. А в Харькове я сойду, а вы дальше поедете.

– Ох, девка, свалилась ты на мою голову. – Дядя Гриша сжал сухими, подернутыми голубыми венами руками виски. – Ты вообще соображаешь, на что ты меня подписываешь? Это ж похищение несовершеннолетней…

– Да какое там похищение! – возразила Катя. – Макс еще неделю не хватится, что меня дома нет. А я, как доберусь до отца, сразу маме позвоню и все объясню. Ну, пожалуйста, дядя Гриша! Мне некого больше попросить, кроме вас!

Губы ее жалостливо дернулись, затянувшаяся было ранка снова треснула, по подбородку заструилась кровь. Григорий сплюнул сквозь зубы, покачал головой, как бы сам себе удивляясь, и бросил:

– Хрен с тобой, лягушка-путешественница. Возьму тебя с собой, что ж я, му… чудак последний, что ли, дитё в беде оставлять. Про билет не беспокойся, у меня тетка знакомая в кассе, смайстрячит нам все, как положено. Ложись давай, спи. Завтра в шесть утра побудка.

– Спасибо! – просияла Катя. – Спасибо вам, дядя Гриша! Мой папа будет так вам благодарен.

– Да чё уж там, – смущенно бросил Григорий. – Ладно, хорош базарить, ложись давай. Да, отцу-то хоть позвони, что едешь.

– Угу, я позвоню, обязательно позвоню, – кивнула Катя.

Говорить Григорию о том, что отца она толком ни разу и не видела и телефона его не знает, уж точно не следовало. Тем более ее мобильный остался внизу, в квартире, и идти за ним не было у Кати никакого желания.

На всякий случай, перед тем как уснуть, она в который раз достала заветный конверт и перечитала адрес: город Харьков, улица Плехановская, 25, квартира 7, Горчакову Ивану Алексеевичу.

В плацкартном вагоне стояла влажная удушливая жара. Воняло туалетом, чужими потными телами, подкисшей едой. Расположившееся в соседнем отсеке семейство упорно колотило о стол сваренными вкрутую яйцами. Напротив, на боковушке, дородная тетка никак не могла пристроить под полкой все свои сумки, котомки и узлы.

Катя с ногами взобралась на полку, смотрела на проносившиеся за запыленным стеклом деревья, мосты, полустанки. Григорий, пристроившись рядом, мусолил купленную на станции газету. Две соседние полки были пока еще не заняты.

Катя, потянувшись, сказала мечтательно:

– Знаешь, – они договорились, что во время поездки она будет называть дядю Гришу на «ты», чтобы не вызывать подозрения у пассажиров. – Знаешь, мне так всегда хотелось сесть в какой-нибудь поезд и уехать от всех! У нас недалеко от школы были железнодорожные пути. Так я иногда убегала с уроков и сидела на косогоре, смотрела на поезда и представляла, как я сажусь в любой из них и уезжаю. Навсегда-навсегда, чтоб никого больше не видеть. У тебя такого не было?