Старый седой хозяин по имени Джо наливает стаканы за стойкой. Как только мы подходим, он подвигает каждому из нас пенящуюся кружку эля и смотрит, как мы делаем первый осторожный глоток.

– Ну? – спрашивает он, скрестив руки на груди.

Калеб давится, расплевывая эль по стойке.

– Не слушай ты его. – Я двигаю локтем Калеба в бок. – Отличный эль!

Джо воображает себя великим знатоком эля и каждую неделю варит иной состав, испытывая его на клиентах. Самый худший из всех возможных вариантов был на прошлой неделе, в него Джо добавил какую-то эссенцию жареной свинины. «Зачем съедать ужин, если можешь его выпить?» – спрашивал он. Сегодня в эле ощущается оттенок розмарина и еще что-то, чего я не могу определить.

– А это что? – спросила я. – Лакрица?

– Не совсем, – фыркает Джо. – Надеюсь, у вас нет сегодня важных дел.

Мы замечаем в глубине зала Маркуса и Лайнуса, сидящих за нашим обычным столом, и пробираемся к ним. Калеб протягивает руку мне за спину и пододвигает стул. Я рдею от приятного чувства, что это для меня, а он проносит стул мимо и садится сам. Секунду я стою, чувствуя себя дурой, потом пододвигаю себе другой стул и сажусь.

– Что с тобой стряслось? – спрашивает Маркус, показывая на меня рукой, в которой зажат стакан.

– В смысле?

– Видок у тебя – краше в гроб кладут. – Он морщит нос. – А запах – будто тебя оттуда вынули. Ты некромантов арестовала до или после того, как они тебя убили и откопали снова?

Маркус сам смеется своей глупой шутке, Лайнус подхватывает.

– Если бы меньше интересовался моим внешним видом и больше работой, тогда бы у тебя арестов было хоть вполовину, сколько у меня, – огрызаюсь я.

Теперь смеется Калеб, а Маркус смотрит сердито и одними губами произносит грязное оскорбление. Я его игнорирую. Но когда он отворачивается, быстро приглаживаю волосы и заправляю их за уши. Вздрагиваю, когда мне на колени падает кровавый ошметок.

– Она была просто огонь! Лучший ее арест на сегодняшний день. – Калеб поднимает кубок в мою честь, но ребята не присоединяются.

Ясное дело. Лайнус со мной с лета не разговаривает – с тех пор, как зажал меня в углу в дворцовых садах и пытался поцеловать, получив за свои труды прямой в нос. А Маркус… ну, с Маркусом у меня всегда были терки. Высокий, черноволосый, крепкий и резкий, он и не подозревал, что ему может составить конкуренцию работник вроде меня: низкорослая, белобрысая, да еще и баба. А Калеб будто не замечает, что чем больше он хвастает моим успехом, тем сильнее меня ненавидит эта парочка. Кроме того, сегодняшний арест не из тех, которыми стоит гордиться. Только я собралась вернуться к стойке, к Джо, как меня останавливают слова Лайнуса.

– Мы тут говорили о маскараде на святках, – говорит он Калебу. – Ты уже решил, кого берешь?

Калеб улыбается и отпивает глоток.

– Может быть.

Может быть? У меня сердце замирает от надежды. Маркус вопит:

– Так кого?

– Скажу, когда у нее спрошу.

– Сесили Моубрей? – спрашивает Маркус.

– Нет, Кэтрин Уиллоуби, – возражает Лайнус. – Я их вместе видел в прошлую субботу.

– Мы просто друзья, – смеется Калеб.

Друзья? – думаю я. – С каких это пор?

Сесили – дочь графа, Кэтрин – дочь виконта. Обе они фрейлины королевы Маргарет, обе страшно заносчивы и жуть до чего красивы. Особенно Кэтрин. Высокая, темноволосая, утонченная, она из тех девушек, что носят не штаны, а платья, не оружие, а украшения, и благоухают розами, а не мертвечиной.

– Мне показалось, что не просто друзья, – возражает Лайнус. – Разве что теперь принято с друзьями целоваться, – добавляет он с ухмылкой.

Я знаю, что эта порция яда предназначена мне. Сразу после того, как получил по морде, он обвинил меня в том, что мне нравится Калеб. Я это отрицала, но, похоже, он мне не поверил.

– А! – Калеб чешет в затылке, и я поражена, увидев, что у него розовеют уши. Никогда не видела, чтобы он краснел. – Значит, моя тайна раскрыта.

У меня ощущение, будто внутри что-то рухнуло. Маркус и Лайнус смеются и дразнят Калеба, но я не слышу. Калеб и Кэтрин Уиллоуби? Как это возможно? Калеб честолюбив, я знаю, но таких, как Кэтрин, он всегда терпеть не мог – людей, которым с младенчества дано все, которым никогда не приходилось драться за то, что им нужно, как вот ему.

Значит, он изменил мнение.

Я настолько ушла в свои мысли, что пропустила момент, когда все встали, и только потом заметила, что Калеб стоит надо мной.

– Возвращаемся во дворец, – сказал он. – Навестить покои королевы, там сегодня должны быть танцы.

Я пожимаю плечами. Предпочитаю не думать, как Калеб будет танцевать с Кэтрин Уиллоуби. Он же вообще танцевать не любит.

– Так что ты собираешься делать? – спрашивает он.

– Здесь сидеть, – отвечаю я. – Музыку слушать. Эль пить.

– Ты что? – поднимает брови Калеб. – Он же ужасный.

– Мне нравится.

Но он прав, сегодняшний эль отвратителен. Тяжелый, безвкусный и с металлическим привкусом, от которого в горле першит. Но это ерунда по сравнению с тем, как у меня сжимается ком под ложечкой и как жжет глаза – будто вот-вот хлынут слезы.

– Ладно, – хмурится он. – Но поаккуратнее. Эль вроде крепковат, и…

– Все будет нормально. – Я машу ему рукой, чтобы уходил. – За меня не волнуйся.

– Я всегда за тебя волнуюсь, – отвечает он и потом все-таки уходит. Я смотрю ему вслед и больше всего на свете хочу, чтобы я как-нибудь могла заставить его остаться.

Я пересаживаюсь в плюшевое кресло у камина и заказываю себе ланч – хлеб с сыром и еще этого забавного зеленого эля производства Джо. Ощущение жжения от него прошло, и его вкус даже начинает мне нравиться. Другие посетители тоже вроде бы так думают: они осушают его ведрами, шумят и безобразничают больше обычного.

Я понятия не имею, сколько уже тут сижу, пока возле стойки не падает один клиент, сбив на пол табуретку. Он корчится в спазмах, предвещающих рвоту, пулей устремляется в дверь, и когда он ее распахивает, на улице тьма кромешная.

Я что же, и правда весь день тут просидела? А казалось, всего-то пару часов. Наверное, мне нужно возвращаться во дворец, но ничего меня там не ждет. Ничего хорошего, во всяком случае. И куда привлекательнее выглядит идея осушить еще кружку.

Я вскакиваю на ноги, и это большая ошибка. Мир начинает вертеться, я протягиваю руки – схватиться за что-нибудь, но когда упираюсь в стену, стена исчезает. Нет, не стена – моя рука. Погружается в камень прямо по самое запястье.

Поразительно.