вы знаете, почему Виталий пришел позднее, чем все остальные? Он же всех пригласил.

- Он сказал, что его на работе задержали, вызывали в комсомольскую ячейку… Что-то там по общественной работе.

Павла Гудкова они подкараулили около ворот трамвайного депо, где тот трудился механиком. Увидев Колю в милицейской шинели, Павел весь подобрался и сделал неуверенный шаг назад, неловко прижав локоть к телогрейке.

- Мы по поводу того вечера у Клавки Болонкиной, – быстро сказал Коля.

Павел облегченно выдохнул и перевел взгляд на священника.

- Да я не знаю ничего особо, только то, что все знают. Ну, взяла икону да окаменела.

- Почему Виталий пришел позже остальных? Он говорил? – спросил Серафим.

- Да, он сразу сказал что опоздает. Муж его сестры кровлю латал, просил подсобить.

Коля бросил:

- Ладно, это все. А то, что из депо вынес, верни.

Павел повесил голову, и все так же неловко прижимая локоть к боку, двинулся обратно к воротам.

- Показания расходятся. Кому-то Виталий сказал про ячейку, а кому-то – про крышу и сестру, – сказал Коля.

- То-то и оно… – протянул священник. – Надо идти к Виталию. Он знает явно больше остальных.

Виталия нашли у тетки – они с матерью переселились к родственнице на время, пока не решится с окаменевшей Зоей. Заметно пьяный, он сидел за столом в горнице и курил папиросу за папиросой – в консервной жестянке копилась гора окурков, дымный воздух двигался пластами.

- Что празднуешь? Или, может, горюешь? – усмехнулся Коля.

- О, милиция! – развязно произнес Виталий и откинулся на стуле. – Здравия желаю!

- Который день пьет, – тихо прошелестела тетка из угла – она подшивала разноцветные кусочки к лоскутному одеялу. – Угомонили бы его!

- Жалуются вот на тебя, гражданин Болонкин! – Коля повернул стул спинкой вперед и подсел к столу.

- Тетка… Да она так… Мы с теткой Любой в полном согласии живем, – Виталий затушил папиросу в жестянке. – Ну, че пришел-то?

- Мы хотели у вас узнать… – начал было Серафим, но тот фыркнул, и не глядя на него, глумливо сказал:

- У «нас» они узнать хотят…

Коля обернулся к тетке:

- Гражданочка, выйдите, пожалуйста. Ненадолго.

Когда за ней закрылась дверь, священник растерянно помолчал, потер бородку, продолжил:

- Почему вы пришли позже остальных? Вы же сами позвали гостей к определенному времени. Почему вас не было?

- Я свояку крышу помогал чинить… Не думал, что там так надолго, – хмуро ответил Виталий, глядя в стол.

- А девушки, которые были в гостях, говорили, что тебя в комсомольскую ячейку зачем-то позвали. Мол, ты им лично это сказал, – отозвался Коля.

- Путают они что-то. Я чинил крышу.

Коля неторопливо встал со стула, подошел вплотную к Виталию и резким сильным движением взял его за горло. Приподнял, впечатал в стену и придушенно прошептал:

- Где ты, сука, был?

Забегал, засуетился священник:

- О господи, твоя воля, Николай, отпустите его, задушите же!

- От... от...пусти! – прохрипел Виталий, царапая жилистые Колины руки. – У сестры был!

- Где ты был?! – взревел Коля, костяшки его пальцев побелели. – Где ты был, падали кусок?!

- У Аг… Агнессы! – жадно хватая воздух, наконец, выдавил Виталий.

Коля швырнул его на стул, снова присел рядом:

- У какой Агнессы?

- На 14-м проезде живет… Жила…

- Любовь что ли твоя? – разочарованно протянул Серафим.

- Точно не любовь, – твердо сказал Коля. – Я знаю ее... Ну как знаю, по слухам. Она немолода уж сильно, ей лет восемьдесят, наверное, скоро стукнет.

- Не стукнет, - проворчал Виталий. – Померла она. Генка, вальцовщик наш, предложил залезть в ее избу. Говорит, день назад похоронили, скоро дом опечатают, а там и родня, может, какая приедет. Ну мы и пошли… Полазили, не нашли нихрена. Шмоток немного, посуда, краски засохшие в баночках, кисти… Вот и все. Ну барахло прихватили, убогонькое, но кто-то да купит. Пальто там, воротник молью поеденный…

- Что ты приволок из этого барахла в Клавкин дом? – подался вперед Коля.

Виталий глубоко вдохнул, вынул новую папиросу, и вдруг лицо его плаксиво сморщилось:

- Я не знаю, что это такое было! Доска, спереди коричневая, как ну… как будто от старости вся забурела… На базаре есть один… Который старину покупает. Он еще когда говорил, что у некоторых старинных икон поверх состав какой-то, он от времени темнеет, и не видно что нарисовано. Но его могут снять знающие люди, и там будет картинка.

- И вы эту доску нашли в доме Агнессы? – спросил Серафим.

- Да, я нашел. Пол там у нее плох совсем был, половица под моей ногой треснула, я смотрю, там тайник – что-то завернуто в кожаный футляр. Генка сказал, ему это барахло задаром не нужно, а я подумал, может, древность какая, раз Агнесса ее хранила. Ну и взял.

- И принес в дом матери, -– констатировал Коля.

- И принес. Я думал, это икона или что-то вроде того – она выглядела такой старой. Поставил прямо в футляре на мамкин иконостас, задвинул только на самый край. А Зоя увидела, решила, что я от нее что-то прячу, она все ревновала меня, дура стоеросовая, етить ее. Я пошел с парнями дернуть, а она полезла, вынула эту доску. И застыла!

- А икона Николая-чудотворца, была она?

- Была. Я сам ее спрятал потом, когда стало понятно, что Зоя окаменела, и сам слух этот пустил – мамке сказал, что она сняла икону с Николаем, мол, решила с ним как с парнем потанцевать, а уж матушка по всему городу разнесла. Я не знаю, не знаю, что это за доска! Просто мазня какая-то коричневая, не видно ни-че-го!

Виталий обхватил голову руками и всхлипнул. Отец Серафим озадаченно смотрел на него, подергивая себя за бородку.

- Ну и ну… – протянул он.

Коля наклонился к Виталию и тихо сказал:

- Никому не рассказывай про эту доску, пусть все продолжают думать, что у