Орвель, истый островитянин, выросший на архипелаге и ни разу не бывавший ни на одном из материков, терпеть не мог дипломатические церемонии. Чем меньше времени он проведет в обществе блистательной Кристеаны — тем лучше для него. Хотя, разумеется, все тонкости протокола он знал назубок.

Как старшие отпрыски золотых родов, он и Кристеана были вполне равны друг другу. Как правящий монарх самостоятельного государства Орвель, разумеется, стоял выше, но Кристеана представляла реальную силу, за ней незримо маячила империя, а жалкая горстка островков по территории была несравненно меньше родового поместья дор Зеельмайн. В общем, на каждый чих северянки Орвель мог найти три варианта ответа — и совершенно не хотел этим заниматься. Чистое счастье, что Эмиен Тарсинг Первый завел традицию везти каждого из важных гостей в отдельной карете. Иначе за те полчаса, которые требовались на подъем ко дворцу, чванная северянка заморозила бы его насмерть, так что из кареты вместо короля выпала бы ледяная статуя.

Забывшись, Орвель хмыкнул и тотчас покосился на дор Зеельмайн — не приведи Небо, она как-нибудь истолкует изданный им неумышленный звук. Но снежная дева шагала как заводная кукла, погруженная в свои мысли. Телохранители следовали за ней по пятам, как тени, адъютанты отстали на два шага.

«Всего несколько дней, — сказал себе Орвель. — Утомительно нудные встречи, и дурацкий карнавал, и унизительное звериное обличье… Несколько дней, заполненных то суетой, то официальной тягомотиной — а потом все, все! Можно будет стряхнуть с себя дела и устроить настоящий отдых».

Подбадривая себя этой мыслью и почти веря в то, что после праздника ему удастся отрешиться от забот и суеты, король сопроводил сударыню военного советника Севера до кареты. Внутренне содрогаясь, он подал ей руку, якобы помогая забраться в экипаж, в каковой помощи блистательная Кристеана абсолютно не нуждалась, и выразил надежду на скорую встречу во дворце. Скрывшись в собственной карете, король Орвель Тарсинг откинулся на спинку и прикрыл глаза. «Несколько дней, — повторил мысленно он, — и все закончится».

Карета бодро двинулась вверх по серпантину. На первом же витке король с удовольствием высунулся в окно. Он любил свои острова, и вид сверху на гавань Трех ветров ему никогда не надоедал.

Бухту в форме полумесяца ограничивали две выдающиеся в море скалы. Если смотреть сверху, то слева, изогнув спину и припав на передние лапы, пила соленую воду Рысь, а справа, усевшись и подняв заостренную морду к небесам, встречал восходы Волк. Сейчас день клонился к вечеру, и на гавань уже легли густые лиловые тени, а лучи солнца золотили загривки и спины каменных стражей бухты. Самая длинная тень падала от горы Шапка, она же Корона, накрывая собой причалы со стоящими у них кораблями. Причалы располагались ближе к Рыси. Около свежеприбывшего барка северян суетились человеческие фигурки — сходили на берег прочие пассажиры, не столь блистательные, чтобы их встречал сам король.

Начальник порта стоял у трапа рядом с капитаном и делал пометки в своей знаменитой тетради. Пухлая тетрадь в черном кожаном переплете содержала, по слухам, сведения обо всех судах, которые заходили в гавань Золотого острова на протяжении тех двадцати лет, что Гайс Геберт провел на своем посту. Замечательно было то, что все эти сведения сударь Геберт помнил наизусть, но тетрадь все равно носил с собой. Кроме рабочих пометок, туда же он записывал пословицы и поговорки, которые коллекционировал — было у начальника порта такое увлечение.

Капитан Крандж, неслышно посмеиваясь в густую бороду, принимал благодарности пассажиров и восторги пассажирок за благополучную доставку. Особенно восторгались проходом через Игольное ушко судари и сударыни, прибывшие на архипелаг в первый раз. «Ах, капитан!» и «Ох, капитан!» сыпались на здоровяка со всех сторон. В перерыве между двумя молодыми супружескими парами, желавшими выразить и засвидетельствовать, Геберт вполголоса спросил:

— Что ваша добродетельная женушка, капитан? Опять беременна?

— Да, — вздохнул Крандж. — А что ваша почтеннейшая матушка? По-прежнему хворает?

Начальник порта сокрушенно кивнул. Они с Кранджем были знакомы так давно, что порой понимали друг друга без слов.

Последней из пассажиров сошла с корабля молодая девушка в не по сезону легком платье. Она с улыбкой кивнула капитану: «Спасибо, сударь!» и скользнула мимо. Двое мужчин, как по команде, обернулись ей вслед. Они решительно не могли понять, что же в пассажирке такого необычного, пока наконец Геберт не промолвил с некоторым недоумением:

— Руки у нее пустые, вот что. Ни сумочки, ни перчаток, никаких женских мелочей. И платье летнее.

— Да, — рассеянно сказал Крандж. Необычно загорелый для северянина лоб капитана пошел крупными складками, отображая глубокую задумчивость. — Что-то не припоминаю я…

— Чего не припоминаете, капитан?

— Как она на борт взошла, не припоминаю, — сумрачно сказал капитан. — Словно гиком по макушке врезало, все забыл.

— Кто — она? — удивился начальник порта и сделал несколько пометок в тетради.

— А о ком мы говорили? — выходя из задумчивости, встречно удивился капитан.

Мужчины снова повернулись посмотреть вдоль пирса, но группа пассажиров была уже далеко, и ничто не наводило ни на какие мысли.

— Сдается мне, сударь Геберт, кто-то очень умело отвел нам глаза, — пробурчал капитан. — Не знал я, что такое можно проделать без магии.

— Правда ваша, — хмуро согласился начальник порта. — Надо бы рассказать сударю главному королевскому почтальону.

— Что именно? — прищурился Крандж.

— Хм… — задумался Геберт. — А не знаю. Вы о чем?

Капитан и начальник порта недоуменно переглянулись, пожали плечами и обернулись к трапу, с которого конвойные как раз сводили новоприбывших ссыльных.

Магов, прибывших на архипелаг Трех ветров надолго и не по своей воле, в этом рейсе было трое. Двое имели ничем не примечательную внешность, зато третий выглядел как образцовый, чистокровный сын севера — с кожей, бледной до прозрачности, с белесыми ресницами и светлыми волосами, с глазами цвета льда. Сейчас во взгляде молодого мага клубилась туманная муть — ему было явственно плохо от потери магической силы. Он шел, спотыкаясь, почти повиснув на конвойном. На каждом из ссыльных были ножные и ручные кандалы, вдобавок тяжелая цепь крепилась к ножным кандалам и сковывала всех троих между собой.

— Туда, туда давай, — махнул начальник порта старшему из конвойных. — Вон ваша лодка. В сторонку пока отойдите, туда.

Парусный баркас, который должен был доставить ссыльных на Остров магов, уже шел от берега вдоль пирса. Десяток гребцов сноровисто взмахивали веслами, и лодка как ножом резала лиловую водную гладь. За баркасом расходилась кильватерная струя.

Один из магов вдруг застонал и рванулся, вряд ли соображая, что делает. Солдат коротко рубанул его ребром ладони по шее сзади, и заключенный мешком осел набок. Взгляд молодого мага-северянина на мгновение стал осмысленным, сверкнул ненавидящей лютью, и снова затянулся туманом боли.